– Зря зажгли, разбудите, – сказал Рогов, щурясь от света, но никто не проснулся.
Стены комнаты были оклеены журнальными картинками, фотографиями киноактрис, снимками хоккейных матчей. Он увидел и себя – на льду с кубком, поднятым над головой. Пахло прелой одеждой, мазутом, потом и было шумно от храпа. "Давно я не был в рабочих общежитиях", – подумал Рогов, ложась на кровать. И уже погружаясь в сон, он услышал шепот на соседней кровати:
– Никто и не поверит, что у нас Рогов ночевал. И не докажешь.
Он вспомнил о маленькой клюшке и маленьком ботинке с коньком, висящих на ветровом стекле. "Надо будет им отдать", – подумал он и уснул.
Его разбудили в шесть утра. Кроме мальчишек, в комнате все еще спали. Он вышел на улицу, плечи и спину охватил озноб. Было темно, холодно, туманно, в тумане чернели ближние дома. Рогов крепко потер щеки, чтобы прогнать сон, потом завел мотор, оставил его греться и вылез.
На парнях были теперь теплые ватные куртки, брезентовые брюки, заправленные в сапоги, монтажные пояса, к которым были приторочены каски, – рабочая одежда делала их, как форма хоккеистов, крупнее, чем они были на самом деле.
– До свидания, – сказал маленький. – Спасибо.
– И вам спасибо. – Рогов пожал им руки. – Пока…
– Вы теперь в Канаду поедете? – спросил высокий.
– Поеду, если возьмут.
– Вас возьмут, – убежденно сказал маленький.
– Возьмут, – подтвердил высокий.
– Ну, раз вы так уверены… – улыбнулся Рогов.
– Хоть раз бы съездить, – мечтательно и печально улыбнулся высокий.
Рогов сел в машину и тронулся с места. Потом остановился и открыл дверцу.
– Обещайте, что без поясов вы там шагу не ступите. Обещаете?
Оба кивнули.
– Смотрите, вы слово дали. – Он захлопнул дверцу.
Рогов проехал по улице, в некоторых окнах уже горел свет. Он выехал из поселка и в размытой темноте увидел над полем красные огни; отсюда не понять было, на какой они высоте.
Огни висели высоко в черном небе, и казалось, они не связаны с землей, а горят сами по себе, как звезды.
Он подумал, что забыл отдать мальчишкам подарки, и огорчился.
Над лощинами стоял туман, но небо было чистым, и Рогов видел красные огни все время, пока ехал через поле. Он испытывал какую-то неловкость, смущение, но не отчетливо, а так, смутно, невнятно.
Он выехал на шоссе, прибавил скорость, машина понеслась, прорезая фарами сумеречный воздух; в кабине играла музыка, было тепло и уютно. Теперь ему предстояло так ехать до самой Москвы. Вскоре должно было светать.