Восемь жизней

— Ребенок мог оставить рюкзак и пойти дальше без него. Или просто отложить ношу, чтобы сходить в туалет, поиграть, за бабочками погоняться, — вслух рассуждал Подберезский, на корточках обшаривая каменистую поверхность. Комбат и Ломейко делали то же самое. В прошлый раз нашелся вполне узнаваемый огрызок яблока, сейчас — виноградная веточка с двумя подвяленными ягодами. Кто их оставил — Петя, местное чудовище или вымогатель сумм в пятьсот евро?

Борис тщательно осматривал камни и растения, зная, что достаточно найти хоть одну зацепку — и сразу последует несколько подсказок и находок. Так бывает всегда, и так случилось сейчас. Метрах в семистах вверх от «точки отсчета» он нашел-таки первые вещественные доказательства. Это были небольшие бурые брызги, заметные профессионалу, воевавшему в горах и видевшему следы ранений на гальке и булыжниках: ржавые, темно-коричневые камни, на которых взгляд гуляющего туриста не стал бы задерживаться, сочтя, что это естественная расцветка. Но только не взгляд боевого командира, сотни раз видевшего, как густо-красные медленные змейки сползают из расколотых затылков, разорванных спин, рук и животов на желто-бурый грунт, оставляя на нем темные отметины.

— Нашел, — негромко сказал он и выпрямился. — Плохая находка.

Друзья подошли ближе и поняли все без объяснений. Темные куски горной породы, которые Борис Иванович держал в руке, говорили о многом. Каждому из мужчин хотелось, чтобы засохшая кровь не имела отношения к маленькому Пете, а была, например, связана с гибелью животного. Но брызги, остатки которых виднелись на многих камнях у куста, наталкивали на мысль, что здесь стреляли. Товарищи вручную пересыпали небогатую почву и сухую листву вокруг куста, но не нашли ни пули, ни гильзы. Они поднялись выше, и им стали часто попадаться клочья собачьей шерсти на колючих ветках и иссушенные солнцем отходы, исторгнутые песьим кишечником.

— Сюда, похоже, целая стая наведывается. И охота им в такую высь тащиться, когда в городе полно помоек? — досадливо кривился Подберезский.

— С началом сезона на бездомных собак начинается охота. Официально — их отлавливают и стерилизуют, а реально — как получится, бывает, и отстреливают. Лишь бы отдыхающих не беспокоили. Вот они с приходом тепла из людных мест в безлюдные и мигрируют. Умные зверюги, — объяснил Илья, замерев возле очередного здоровенного валуна. — Вы извините, ребята, но подойдите-ка сюда. Это — не собачка облегчилась. Но и вымогателю нашему пятисотевровому вряд ли такая метка принадлежит.

Темное пятно жидких человеческих испражнений, уже иссохшее и пронизанное ходами насекомых, все еще издавало сильный неестественный запах.

— Это не мальчик и не взрослый, а кто-то больной, — констатировал лейтенант.

— А почему не животное? Например, ваш горный монстр. Как его? Чупакабра?

— Маловероятно — чадит, как отходы химкомбината. Не очень романтический вещдок, но весьма достоверный. Мы, когда беженцев в горах ловим, часто только по этим меткам и ориентируемся. Других-то они не оставляют. Этих, собственно, — тоже, если не больны или не ранены. Так что я, считайте, в некотором роде эксперт.

Рублев пожал плечами. Он, как никто, знал, что романтики в поисковой работе мало. Флаконы от духов, кружевное белье, лайковые перчатки и преступники и жертвы оставляют крайне редко. В основном вещи куда более прозаические.

— Примем к сведению, Илюха. Спасибо. Скажи, там, выше, живет кто-нибудь?

— Есть домишко, но обычно пустует. Очень неудобно добираться. Построил один наш чудак давно, лет двадцать назад. Потом продавал, перепродавал. Прогорел, короче, на своем «ласточкином гнезде». К этому строению теперь всего одна тропка ведет, но, чтобы на нее выйти, проще снова вниз спуститься, километра два вперед проехать. И будет что-то вроде гравейки — вверх можно подняться «на колесах» до определенной высоты. Потом уж пешком, до ворот. Хотя какие там ворота? Калитка в кустах. Я и видел-то всего однажды на фотокарточке. Лет пять назад крымского гастролера у нас брали, так он одно из лежбищ себе там прикупил. Ушел, кстати, гад. Но не из этой «хатки» — по морю в Турцию уплыл.

— Брассом, кролем? — пошутил Комбат.

— Здесь не брассом, а баркасом, — серьезно отреагировал Ломейко. — У морских пиратов свои приемы. Целая индустрия…

Камушки шумно сыпались из-под ног, когда троица спускалась вниз к автомобилю. Илья на всякий случай, нес завернутые в носовой платок осколки, окрашенные кровью, и веточку с ланцетовидным сломом, которым он соскоблил пропитанные болезнью человеческие экскременты. Возможно, придется сделать лабораторные анализы.

По неудобной, узкой тропе, где не разъехаться и двум легковушкам, компания добралась до неприметной парковки на террасе горного склона.

— Отличное местечко для влюбленных, — прокомментировал Комбат, выйдя из машины. Несколько узких дорожек и лестница вверх делали расположенное там жилье и крепостью и заточением одновременно.

— Сейчас пойдем или подготовимся? — поинтересовался Илья.