Восемь жизней

«Сентиментальным становлюсь», — отметил про себя Борис Иванович. Неожиданно у него в кармане запел мобильник. Рублев с удивлением увидел, что звонит Танюша — у нее был его номер, сам велел записать, и ее внес в память своего аппарата. Но девочка еще ни разу ему не звонила — как-то не было повода.

— Але, — благодушно произнес он в трубку, но в ответ услышал лишь звуки возни или борьбы, потом короткий, оборвавшийся детский крик.

— И снова бой, покой нам только снится, — пробормотал Рублев, отодвигая недоеденную тарелку. — Андрей, ты остаешься здесь как минимум на шесть часов. Я на связи. Что-то случилось с Танечкой. Если пустяки — скоро вернусь. Если нет — по истечении назначенного времени связывайся с родителями девочки и обращайся в органы. Галина, не волнуйтесь, девяносто девять процентов, что ни к Пете, ни тем более к вам этот звонок не имеет отношения.

Последние слова Комбат произнес уже за порогом, прыгая вниз через несколько ступенек. Спустя пару секунд Андрей увидел в окно, как Борис Иванович рванул с места на своей «старушке».

Один за другим он набирал номера московских товарищей, которые могли бы сейчас поехать на помощь своему боевому командиру. Как назло, аппараты были вне зоны доступа, и немудрено — выходной, чуть после полудня, кто в лесу, кто на лыжне, кто на рыбалке.

Иван Волошко приказал бойцам «вскрыть» жилье Бориса и встретить его внутри. Если мальчик Петька там — забрать, ничего не объясняя. Алена сама сможет позвонить и поблагодарить.

Но в скромной, не по-московски аскетичной квартире было пусто, следов пребывания там маленького ребенка не обнаруживалось — ни одежек, ни игрушек, ни сластей в холодильнике. Об этом командир группы захвата сообщил нанимателю. Тот был несколько разочарован, но велел дожидаться хозяина.

* * *

Сережка с Танюшей часто ходили в кино по воскресеньям, и именно на этот, одиннадцатичасовой сеанс. Рублев говорил, что вечером, перед учебной неделей, тягать девочку по кинозалам жестоко — она должна пораньше лечь и хорошо выспаться. И самому ему не грех перед сном освежить в памяти пройденный материал. Вообще-то, Сергей был с ним не согласен, но вот Танюша — да. И ее редко бывающие дома предки — тоже. Так что лучше так, чем никак. Тем более в зале одинаково темно и на утреннем, и на вечернем сеансе. Можно любоваться Танюшиным остроносым профилем, пушистыми ресницами, даже прикасаться к ее узкой, нежной ладошке. Когда Сергей еще «бомжевал», он знал о девчонках много такого, чего бы Тане не стал даже рассказывать. Просто потому, что ничего хорошего, поучительного или интересного в этом знании не было. Особенно для семиклассницы. Да и не только знал, не просто со стороны смотрел, но и принимал участие в иных забавах. Без интереса, за компанию. К Тане такого отношения он бы не допустил ни от кого, тем более от самого себя. Она была его талисманом — и сестрой, и мамой, и теткой, и любимой. Он понимал это в свои шестнадцать и просто ждал, когда придет их время. Она, кажется, видела их дружбу так же — надежной, верной, постоянной.

Фильм им не понравился — «Крысиные бега». Из-за денег люди становятся идиотами, теряют человеческий облик, «подставляют» друг друга.

— Мои бы предки оценили — посоветую им, пусть сходят, посмотрят на себя со стороны, — Танюшка беззлобно комментировала сюжет.

— Тань, я есть хочу. Батя последние дни занят, и у меня то омлет, то яичница. Я утром мясо вынул из морозилки — пошли отбивные жарить. Ты проконтролируешь, я потренируюсь. Сами потрапезничаем, и бате приготовим. Или ты со своими будешь обедать?

— Мои с утра пораньше на торговой точке, там из термоса супчик пьют — мы с мамой вечером наварили. А во втором термосе азу по-татарски. Может, ко мне пошли — перекусим? А потом к тебе — для Бориса Ивановича приготовим, и ты мне физику поможешь решить.

У Танюши они задержались недолго, захватили вновь привезенные, «не испытанные на отбивных» специи и отправились проявлять заботу о родителе «другой половины».

Сережа, как обычно, отпер своим ключом, и его сразу обездвижили чьи-то очень крепкие руки. Девочка, успев заметить нечто чудовищное, выхватила телефон и нажала 32 (так они с Сережей на днях придумали для бати короткий номер: тройка соответствует букве Д, дядя, двойка — Б, Боря). Они тогда всем знакомым дали двузначные и однозначные позывные и любили проверять друг дружку на скорость реакции. Сейчас смешная игра сослужила добрую службу: цифра тридцать два набралась автоматически. Но сказать Таня ничего не успела — вслед за Сережей ее втащили в комнату и повалили на пол. Мальчик лежал молча, девочка плакала. Через минуту, убедившись, что дети пришли одни, некто в трикотажной маске позволил обоим встать. Поднимаясь, Танечка неловко оступилась, и из-под курточки выпали учебник физики, тетрадка, исписанная угловатым почерком, и дневник с закладкой. Кто-то заржал, а Сережка сжал кулаки. Командир отобрал у обоих телефоны, разрешил сесть на кровать. Сам расположился в кресле напротив. Все молчали.