Восемь знамен

Несмотря на врожденный маньчжурский национализм Лань Гуй была вынуждена признать тот факт, что канал, как и Великую стену, построили китайские императоры. Канал был заложен так давно и прокладывался так долго, что никто уже не мог сказать наверняка, какой из императоров отдал распоряжение о его строительстве. Идея создания канала приписывается Ши Хуанди — первому императору Китая, жившему две тысячи лет назад, а на сооружение ушло более тысячи лет. Большая часть из того, что известно о Ши Хуанди, считается легендой, но он по праву остается величайшей личностью в истории страны, превосходя даже самого Конфуция. И его имя — Хуанди — становилось синонимом слова «император», когда речь заходила о древности.

Не важно, начинал ли Ши Хуанди или кто другой строительство Великого канала, он оставался поразительным сооружением и прославлял того, кто его придумал, а не того, кто проложил. Канал преодолел все естественные преграды на своем пути протяженностью в тысячу миль. Течение в нем было гораздо медленнее, чем в реке, и путешественники уже не могли покрывать за день такие же расстояния. Однако плавание само по себе представляло большой интерес. Первые несколько дней по обеим сторонам тянулась равнинная местность, и глазу не на чем было остановиться, хотя активная жизнь людей наблюдалась повсюду: и на воде, и по берегам. Канал был не очень глубоким, и местами его берега начали обваливаться, к тому же движению часто препятствовали заросли водяных лилий, листья некоторых достигали нескольких футов в ширину, и экипажу сампана приходилось буквально расталкивать растения перед носом судна.

Неделю спустя сампан вошел в череду озер. Некоторые из них оказались столь велики, что по нескольку дней путники не видели берегов, хотя иногда канал возвращался в свое обычное русло, поросшее тростником. То был самый беспокойный отрезок пути, так как семейство Хуэйчжэна осадили полчища москитов. Наконец озера закончились, и сампан вошел в великую Хуанхэ — Желтую реку, названную так из-за огромного содержания в воде желтого ила, смываемого с гор. Экипаж с трудом пересек широкий поток — Желтая река по величине уступала только Янцзы, — и судно стало двигаться быстрее. Теперь уже явственно чувствовалось, что вокруг — северный Китай. Ландшафт стал скалистым, и обработанные земли по берегам были засеяны пшеницей и ячменем, а не рисом.

Таким образом, через две недели после отплытия из Уху Хуэйчжэн с домочадцами прибыл в Тяньцзинь на реке Вэйхэ. Здесь была сделана остановка на ночь, а затем, миновав Вэйхэ, они возвратились в канал, который шел параллельно реке до города Дунчжоу, от которого до Пекина оставалось всего не сколько миль. И вот, наконец, канал свернул в сторону от реки и вывел к высоким пурпурным стенам столицы.

Они вошли в город через Юньдинмэнь, или Императорский парк. Взгляд Лань Гуй в первый момент приковала к себе роща белых сосен, но потом ей стало не до природы, так как ее внимание привлекли чудеса, созданные человеческими руками. Вообще-то их вступление в город выглядело несколько разочаровывающим: небо затянули свинцовые облака, и повсюду, куда ни ступи, стояли лужи грязной воды. Над головами пронзительно кричали грачи. Семья бывшего управляющего путешествовала на лодке, лошадей они, естественно, взять с собой не могли и теперь шли пешком. Их обувь вскоре промокла и выпачкалась в грязи.

Семейство миновало ворота, и Лань Гуй представилась возможность с благоговением взглянуть на Тяньтань и Шэннунтань. Между этими двумя алтарями пролегала главная улица, которая пересекала Главный мост и вела в Китайский город. Здесь путников обступили дома и пагоды, собаки и люди. По мере приближения к Цяньмэнь, или воротам в Татарский город, толпа постепенно росла. «Где уж Уху тягаться со всем этим», — думала Лань Гуй. По обеим сторонам улицы расположились лавки, торгующие всевозможными товарами, от сладостей до половых возбудителей, и над каждой лавкой развевался свой флаг. Группы нищих то и дело окружали их, клянча подаяние. Повсюду сновали собаки, рычащие друг на друга и на прохожих. Предсказатели судьбы наперебой предлагали свои календари. Парикмахеры прямо на улице стригли волосы и подравнивали косички. Самостоятельные китаянки на уродливых ножках ковыляли мимо, сопровождаемые слугами. Жонглеры подкидывали в воздух шары и палки. И повсюду стоял невероятный смрад, соединяющий в себе широчайшую гамму запахов от аромата жареного мяса до вони человеческих испражнений.

Для Хуэйчжэна, мандарина, хотя и Девятого, или низшего, класса, он носил шитую серебром пуговицу и гражданский значок сойки, путь прокладывали слуги, лупившие направо и налево бамбуковыми палками зазевавшихся прохожих, не успевших вовремя уступить дорогу их господину и членам его семьи.