Восемьдесят сигарет

А как быть, если тебе всего восемнадцать лет и никакого айфона и прочих «икс пятых» у тебя в помине нет? Что, тоже можно быть «…красивее обезьяны» и пользоваться успехом у прекрасного пола? Даже романтик Гюго решил, что не стоит передёргивать, и обломал церковного звонаря с Эсмеральдой, при том что у горбуна этой Акме было хоть жопой ешь. И все-то его добродетели красавица-цыганка видела, и красоту-то душевную она разглядела сквозь уродливую оболочку… только вот дала сексуальному гадёнышу Фебу; а горбун, обезьяний красавчик, так и продолжил тихонько подрачивать в сторонке на её образ, пока ласты не склеил.

Извините меня.

Вообще-то я люблю Гюго. Просто мне больно. И мне страшно. Поэтому я и несу всякую ерунду.

Вот я сейчас вам наговорил всё это, вклинился в книгу и заплевал страницы желчью, как будто без меня в ней не хватало грязи и пошлости, но на самом деле я хотел сказать вам о другом, как раз-таки об обратном.

Быть чуть красивее обезьяны – это прекрасно! Или, боже! быть страшнее её! Такие люди – счастливчики! Я им завидую! Я завидую чёрной завистью горбатому звонарю древнейшего собора! Только поэтому я и набросился на него! Из зависти! Будь я уродом, всё могло сложиться иначе.

Но мне не повезло. Я был красив той самой долбаной физической красотой, которой не должен обладать мужчина. Смазливой красотой; красотой диснеевских принцев, Аполлона.

Эх. Снова ложь. Снова лукавство и кокетство.

Я не завидую уродству Квазимодо.

Но только лишь по одной причине. И у этой причины есть имя.

Нина.

Конечно, она любила меня не за внешность, но согласитесь, будь я горбатым карликом, она вряд ли обратила бы на меня внимание. В конце концов, всегда встречают по одёжке, не так ли?

За всё приходится платить свою цену. Красота подарила мне любовь. Красота подарила мне страдания.

И в конечном счёте убила.

Попав в рабство, я был обречён стать шлюхой…

30

Село Залежено было крохотным даже по деревенским меркам. Всего одна улица. Дома на ней стояли вразнобой, россыпью, без какой бы то ни было последовательности. Даже церковь, некогда давшая Залежену статус села, давно развалилась, оставив после себя руины, которые зимой скрывались под сугробами, а летом обрастали дикой травой.

Село вымирало.

В нём почти не осталось никого, кто был бы младше двадцати пяти. Молодёжь убегала из него в города в поисках заработка, веселья, карьеры – словом, в поисках лучшей жизни. А те, кто всё же по какой-то причине не уезжал, быстро спивались, пополняя ряды сомнамбулических жителей посёлка, доживающих свой век на обочине цивилизации, в нищете и безнадёге.

Марина жила одна. Её дом стоял самым первым при въезде в посёлок. Муж погиб почти тридцать лет назад, когда она была на шестом месяце беременности. Он был толковым электриком. Лучшим во всей окрестности. И, как многие настоящие мастера своего дела, он был слишком уверен в себе. И, как результат, его убило током.