Вошь на гребешке (СИ)

Стало так жутко, словно Влада связали и бросили в прорубь — он ощущал мертвящий, безмерный холод. Он тонул, свет сходился в луч и лес вокруг пропадал. Получалось смотреть только вверх, на последнюю звезду над колодцем отчаяния. Хотя Бэл обещал — это будет луна, настоящая серебряная луна. Когда человек сообщает об отказе от одолжения, он имеет такой дар — увидеть серебро и зачерпнуть, чтобы не отчаяться.

— Мы отвечаем, — уперся Плат, обнимая запястье и зажимая ранку пальцем.

Стало самую малость теплее. Колодец отчаяния обмелел. Снова удалось рассмотреть кроны деревьев, малую их часть, захваченную в кольцо из сумрака. Тоннель зрения еще немного расширился. Ветерок качнулся, кинул в лицо пригоршню кусачего снега. Вальз положил руку на ладонь Плата — и все поплыло, головокружение навалилось, мир снова утратил верх и низ. Только серебряная луна гвоздем торчала в зените — и не давала пропасть, раствориться в безумии, утратить последнюю связь с миром.

Влад осознал себя прежнего, когда упал на спину, вывалился из незнакомого состояния в мир. Озноб казался праздником. Если зубы стучат — они подтверждают: ты жив! Колючий ветер не враг. Будит, трет кожу щеткой мороза. Лес глухо ворочается, шевелит корнями под снежным одеялом. Он тоже не со зла, ему видится сон...

Басовитое рычание сперва сбросило снежинки с малых веточек и лишь затем распозналось слухом. Влад сел, поддел ком снега в ладонь и растер лицо резко, решительно. Тошнота унялась. Головокружение пропало. Рядом сидел и подпирал под левое плечо Плат. Чуть в стороне скорчился вальз — кровь сочилась из носа, парень сопел, слепо щупал снег и пробовал умыться. 'Перенапрягся', — пронеслось в голове. Мысль сгинула так же быстро, как возникла. Рычание повторилось ближе, мощнее. Скрипнул снег. Ночь качалась в сознании из сказки в кошмар и снова в сказку, жар и холод стучались в сердце и оно, бедное, не могло выбрать — прятаться в пятках или взлетать к горлу... Хрустнула и осыпалась щепой кора дерева. Луна пропала. Серый с тускло-белым, монохромный лес без света и теней озарился теплыми отблесками. Сияние металось и плясало, приближалось. Все чаще хрустела кора деревьев. Все рыжее и ярче делался снег. Подпалины теней чернели. Золото вспыхивало, показывало себя за колоннадой стволов. Приближалось.

Чер явился на небольшую поляну и замер. Влад до крови прикусил руку, не желая кричать. Чер оказался огромен — больше, чем помнился... Глаза его порыжели и меньше походили на человечьи, но выражение и прищур уцелели. Чер зевнул, принюхался и взрыл снег левой передней лапой. Влад поперхнулся. Под холмиком, сбитым движением, наметилась крестовина меча. Это — та самая поляна, откуда начал путь по кровной тропе человек из плоскости! Именно сюда он вернулся, пройдя путь до конца...

Страх медленно ослаб, Влад осмотрелся. Отметил: снега до странности много, он вроде как только что упал — такой слоистый, плотный. Поляна вся в кольцах неровностей. Как будто сугробы кто насыпал — кругами, и всякий следующий выше и шире. Некоторые вроде как в оспинах: тени метят дырки в снегу. Следы? Чьи? Этот лес не так густо заселен, чтобы быть истоптанным!

— Говори, — шепнул в ухо Плат и пребольно сжал плечо, до хруста, помогая очнуться от оторопи.

— Кем б-бы ты ни с-стал, — заикаясь сухим горлом и едва осиливая речь, начал Влад. Сжал в пальцах снег, отгрыз от сосульки кус и прожевал, ощущая холод и фальшивое успокоение. — Кем бы ни стал... Я вернулся, чтобы сказать важное, это долг. Мой долг. Ты послал меня в замок Файен. Ты хотел дать надежду людям, ты ценил их. — Влад проглотил остатки снега. — Тэра при смерти, хотя мне объяснили, что она пророчит, но я все видел и думаю: при смерти. Твоей Черны нет в замке. Совсем нигде нет. Она рухнула в спайку и даже Бэл не может ничего увидеть о ней, будто нет такого человека. Ни в каком мире. Мы все вроде как висим в пустоте... Нет будущего. Но Бэл сказал: я — след той спайки. Часть того дерева событий. Ты можешь использовать меня, чтобы влиться в события. Я не понимаю, что говорю, мне оно чужое, я так не умею думать и действовать. Но я согласен быть следом, частью и так далее. Ты себя не пожалел и дал мне корень, я выжил и прошел через лес. Сейчас я готов тоже... отдать.

— Дать кровный след, — поправил Плат, стряхнул куртку и накрыл ею плечи Влада.

Он сам порылся и добыл из кармана кус рыжего меха — тот самый, отхваченный от шкуры еще Тохом и предназначенный, вроде бы, для простого дела: заменять курево.

Плат примерился, ковырнул запястье Влада, смочил клок меха, одновременно унимая кровь. Анг церемонно поклонился, сделал несколько шагов вперед и положил рыжий кусочек под самую лапу чера. Глаза зверя сощурились в нитяные щели. Чер прилег и уподобился изваянию — даже тонкий пух не вздрагивал под ветром. Влад смотрел, моргал смерзшимися ресницами и понимал: он совсем застыл. Ног не чует. И ему безразлично, чем закончится дело. Проглотит чер — вот дурацкая мысль — получится согреться...