Восхищение

Она неторопливо докурила и ушла. А я стоял в коридоре, так ни разу не пошевелившись, и невероятно тяжелые мысли уничтожали один предохранитель за другим.

Новые соседи над головой затихли, когда я раздвигал ребра, чтобы вычерпать внутренности и сложить их в мешок. Запах по комнате летал такой, что стало подташнивать. Никак к нему не привыкнуть. Желудок сводило раз за разом. Не помогала даже влажная марлевая повязка.

Я застыл, прислушиваясь.

Тишина.

Запустил руки между ребер, погрузившись во влажную и скользкую мякоть.

Мешок наполнялся быстро. Через полчаса я закончил. Осталось распилить в области позвоночника.

Я устало размялся, пройдя по комнате.

Вадик пришел рано утром после нашего с Никой разговора. Она сказала ему адрес.

Он выломал входную дверь, стащил меня с кровати и молча бил кулаками и ногами, будто замешивал тесто. От Вадика несло перегаром и потом. Изо рта его летели слюни. Я потерял сознание в тот момент, когда услышал хруст внутри головы.

Наверное, он не хотел меня убивать. Люди в ярости вообще не анализируют ситуацию. Но врач сообщил, что я был в двух миллиметрах от смерти – осколок черепа над бровью замер на этом расстоянии от мозга.

Два миллиметра до смерти.

Я валялся какое-то время в коме. Меня переворачивали пожилые медсестры, мне вводили катетер. Кто-то протирал свободные участки кожи влажной тряпкой. Под гипсом ужасно чесалось. Скрепы, фиксирующие нижнюю челюсть, казалось, были накалены и плавили мне зубные нервы. Темнота поглощала. Боль и темнота – две мои новые подруги.

Еще я думал о Нике.

Я последовал ее совету и все это время размышлял о том, что она могла вытворить с каждым из своих возлюбленных.

Ника приходила ко мне в снах. Она задирала юбку зеленого цвета и садилась мне на лицо. Я чувствовал запах клубничной смазки, сочившийся сквозь трусики.

– Мы теперь любовники по крови, – шептала Ника, и голос ее продирался сквозь паутину боли. – Мы смешались. Мы стали единым целым. Картинка получилась что надо!

Ее голос заставлял меня плакать. И он же помог мне выжить, потому что я хотел скорее выбраться из больницы, поехать домой, взять нож или что-нибудь тяжелое и разыскать свою чудесную, милую, страстную любовницу.

Ника приходила ко мне каждые три дня. Не во сне, а наяву.

Садилась у края койки, брала за руку, водила пальцами по моей коже. Говорила:

– Надеюсь, ты когда-нибудь меня простишь.

Еще она говорила:

– Вадик хороший человек, просто у него иногда срывает крышу. И еще он долбаный импотент и совершенно не разбирается в женщинах. Они ему неинтересны, ну, знаешь, с определенной точки зрения. Понимаю, что меня это не оправдает, но… нам же было хорошо вместе, правда? Ты когда-нибудь придешь в себя и простишь. Потому что я жду. Мне надо, чтобы ты сказал…

Она склонялась к моему уху и шептала:

– …чтобы ты сказал, что отпускаешь меня!

А я не отпускал. Ведь мы теперь вместе. Поклялись на крови. Я – один из кусочков вечности, помнишь? Тебе ведь для чего-то нужен был именно этот кусочек, который вылизывает тебя с ног до головы, от шеи до пяток. Может быть, без меня у тебя бы ни за что не получилось единого целого?

Мне кажется, Ника не знала, что я ее слышу. Она думала, что раз я в коме, то похож на овощ, у которого мысли не задерживаются в голове. В какой-то момент она решила, что может рассказать мне все о своей жизни, о любовниках, которые ее окружали, о беззаботном времяпровождении среди секса, страсти, смазки, запаха пота и мужских тел.

Я стал ее тайным слушателем, которому можно исповедаться. Диктофоном без пленки. Молчаливым психологом, из тех, кому никто ничего не обязан.

– У меня есть мальчик, Сева, который любит прям жестко, – говорила Ника. – Он мне связывает руки за спиной, кладет на живот и орудует там сзади, как бешеный зверь. Мне даже иногда больно. Я прошу его сжимать мне шею, чтобы чувствовать, как становится трудно дышать. У меня, знаешь, головокружение начинается, темнеет перед глазами, но это же и есть с ним самый кайф. Севе всего двадцать два года, он жеребец, каких поискать.

Еще она говорила:

– Когда мне скучно, я иду к Валентину. Он интеллигентишка. Болтает обо всем на свете. Во время секса постоянно спрашивает, как бы мне хотелось, что я чувствую, что будет, если он сделает так-то и так-то. Но с ним весело. По-женски весело. Я могу ему рассказывать все, что угодно, не скрывая, а он будет помалкивать, потому что думает, что влюблен.

Однажды она добавила, чуть задумчиво, будто долго собиралась с мыслями:

– Знаешь, я настоящая сука. Использую мужиков, как хочу. Собрала вокруг себя влюбленных идиотов и заставила плясать под свою дудку. Иногда я думаю, что надо бы все это бросить, завязать, остаться с Вадиком и быть ему верной. Но потом сразу понимаю, что не могу без вас. Вы все вместе – мой идеал. Образ, который я создала. Я всегда знаю, к кому ехать и когда, чтобы получить максимальное удовольствие. Сучка же натуральная, да?

Я, конечно же, не ответил, потому что до моего выхода из комы оставалось три недели.