Восхищение

– Нет, к счастью. Был выкидыш с осложнениями, а потом запретили рожать. Вырезали мне там… не важно. В общем, если что, можем даже без презерватива кувыркаться. – Ника невесело ухмыльнулась, сковырнула серый катышек пепла в стакан.

– То есть это всего лишь развлечение?

Она вновь шевельнула плечом:

– Нет. Я не сплю с кем попало. Если мы встретились, то это навсегда. Не знаю, как объяснить. Глубоко в душе есть ощущение, что все серьезно. – Она помолчала, потом добавила: – Мне нравится собирать пазлы. Знаешь, когда все детали ставятся, куда надо, возникает такое классное ощущение, будто ты добился в жизни чего-то важного. Так и с тобой. Я чувствую, что сейчас все детали встали на свои места.

Некоторое время мы молчали. Я не знал, как продолжить разговор и о чем еще спрашивать. Убеждал себя, что раз она здесь, в моей кровати, то все не так уж плохо. Вот только…

– Мне надо будет уйти, – сказала она, докурив. – Я напишу позже, хорошо?

Я не нашел слов.

Ника пропала на несколько дней. Потом от нее пришло короткое сообщение: «Увидимся?», и я не смог отказаться. Кажется, в тот момент я был уже по уши влюблен. Иногда так случается. Любовь, знаете ли, не спрашивает разрешения.

Голова отделилась от тела, и я подхватил ее за волосы. Нижняя челюсть отвисла. Вывалился распухший посеревший язык.

Новоселы над головой веселились. Кто-то фальшиво и не в такт напевал караоке. Звонкий смех кружился по комнатам.

– …я воробья с трехсот метров… в глаз!

– …дайте Кристине выпить!.. Черт возьми, водки, водки же!

– Видали, какой балкон? Балкон-то какой, а?

Голоса сливались в общий радостный гвалт. Безмятежные, счастливые люди. Завтра с утра их ждет похмелье, головная боль, предчувствие новой недели, но сейчас нужно плясать, веселиться, хохотать. Может быть, им кажется, что этот праздник продлится вечно?

Впрочем, мне некогда было отвлекаться. Я упаковал голову в мешок и взялся за правое плечо. Сначала молотком, затем немного подпилить, вывернуть – так – до щелчка, и рвануть. Плевое дело.

Нике не нужны были близкие отношения. Ее устраивало заниматься со мной сексом раз в неделю и уезжать домой, едва взойдет солнце. Мы много переписывались, обменивались фотографиями и «лайками», несколько раз ходили в кино, но в итоге все всегда заканчивалось сексом и отъездом.

Нике нравилось. Мне – нет.

С любовью есть одна маленькая проблема. Когда страсть проходит – любовь остается. Когда надоедает секс, хочется тепла. Так вот, секса с Никой быстро стало недостаточно. Я хотел лежать с ней в постели до обеда, обнимая, запуская пальцы в ее волосы, целуя в губы, нос, в щеки и скулы. Мне хотелось сделать ей завтрак, закутать в халат и отправить в ванну – дождаться, когда она выйдет, и протянуть ей бокал вина. Мне нужно было, чтобы Ника не исчезала с первыми лучами солнца, а оставалась рядом. Чтобы я мог перекинуться с ней несущественными словами и фразами. Я должен был знать, что она здесь и никуда больше не уйдет.

Я говорил:

– Ты же не любишь мужа! Зачем он тебе?

Она отвечала:

– Я не могу его бросить! Там все сложно. С тобой я хочу провести вечность, но и с ним так просто не расстаться.

– Вечность? Какое ответственное слово.

– Именно. Удовольствие нужно растягивать. Верно? Чтобы оно длилось бесконечно. До безумия.

Я гладил ее плечи, мял грудь, проводил кончиком языка между ее лопаток, чувствуя бугорки выступающего позвоночника. Ночи пролетали стремительно, оставляя сладкое послевкусие. После этих ночей я лежал в постели без сил, и в голове не оставалось мыслей.

Спустя несколько часов соседи над головой начали прощаться. Шумные гости расходились по домам. Молодая хозяйка провожала до порога и звонко смеялась каждый раз, когда слышала комплименты в свой адрес.

На часах было уже шесть вечера, а я все еще возился с ногами. Пилить ноги – самое сложное. Пила никак не хотела брать кость. В воздухе стоял отвратительный, едкий запах. Каждый раз, когда мне казалось, что я к нему привык, запах проникал еще глубже в черепную коробку и разъедал остатки сознания.

Голоса над головой затихали. Мне подумалось, что там остались лишь женщина с мужем.

Снова заиграла музыка, теперь уже едва слышно, на уровне вибраций. Что-то медленное и печальное.

За час я расправился с ногами и, оставив на полу обрубок с обвисшими грудями, прошел на кухню. Заварил себе кофе, достал из холодильника творожок. Будем считать, что это ужин. Руки дрожали.

В этот момент навалилось осознание того, что произошло. Не упало кулем на голову, а окутало словно туман. Констатация, блин, факта.

Вчера вечером я всадил ей нож между лопаток и, зажав рот, ждал, когда она умрет. Она же елозила ногами по полу, поскальзываясь на собственной крови, и быстро, жадно, с хрипом дышала, словно хотела вобрать в себя весь воздух. Она умирала минут десять, а я чувствовал, как ее зубы впиваются мне в ладонь.