Приятель ухмыльнулся, будто знал обо мне что-то этакое, тайное.
– Я ж и говорю. Их здесь нет и быть не может. Город давно всех сожрал. А когда он становится голодным – забрасывает сети снова. Выманивает мотыльков.
Он был прав.
Город сожрал мою наивность (вместе с душой) через два года после переезда.
С тех пор я начал взбираться на его вершину с упорством альпиниста, для которого Эверест – конечная точка успешной жизни. Мне стало наплевать на отстающих, на романтиков и влюбленных, на слишком впечатлительных и медленных, на эмоциональных, добрых, замкнутых, эгоистичных, открытых, искренних и наглых. Я обращал внимание только на карьеристов, которые могли свергнуть меня. С карьеристами пришлось разбираться отдельно, но в конце концов я забрался так высоко, что не видел больше земли под ногами.
Примерно в это время я начал пить.
Знаете, иногда такое случается – когда все цели достигнуты, приходит разочарование. Выучив язык, совершенно не хочешь на нем читать. Пробежав марафон, завязываешь с бегом навсегда. Заработав полмиллиарда, скучаешь по дешевой шаверме из рук небритого и заспанного таджика.
Алкоголь – как самый быстрый способ сорваться вниз хотя бы на короткие выходные. Это штамп, от которого не избавиться. Выученная назубок мантра: хочешь расслабиться – пей! Особенно когда больше нечем залить пустоту.
Сначала я пил в компании друзей-менеджеров. Мы взяли за правило расслабляться после работы в барах Петербурга. Каждую пятницу, с семи вечера до бесконечности. Один бар за другим. Начинали там, где подавали хорошие стейки, потом перемещались туда, где можно было отведать редкого пива, дальше по пыльным улочкам Города, мимо узких каналов и рек, по разбитым тротуарам к караоке, бильярдным, стриптиз-клубам.
Потом у меня не стало друзей. Чем выше у тебя должность, тем меньше вокруг тех, с кем хочется отдыхать. Офисные сотрудники превратились в безликий обслуживающий персонал. Кто-то уволился, кто-то перестал общаться, с кем-то я сознательно разорвал все отношения, потому что у босса не может быть знакомств с подчиненными.
Так тоже случается.
Иногда я слышал зов Города, поднимался на крышу бизнес-центра и сидел на парапете, свесив ноги. В такие моменты я не улыбался, незачем было. Я высматривал другие бизнес-центры, других людей, похожих на меня, безумных альпинистов, покоривших темного северного зверя.
Город шептал: «Ты навеки мой!»
Какой ценой? Хватит ли всех заработанных мною денег, чтобы выкупить разорванную в лохмотья душу и вернуть человеческий облик?
Он шептал: «А надо ли тебе это?»
Действительно, хотел ли я спускаться обратно? Мне было хорошо тут, пусть и в одиночестве: Город любил меня – он любит только победителей. Кажется, мы произвели равноценный обмен. Душа в обмен на возможность сидеть вот так, свесив ноги, в компании низкого неба с низкими же тучами и невидимыми хозяевами жизни, которые так же, как и я, ни о чем больше не жалели.
Равных мне по должности в Городе не осталось. Где-то в столице сидели топ-менеджеры во главе с собственником бизнеса – безликие воротилы с миллиардными состояниями. Они молча высылали мне графики роста, планы продаж, квартальные срезы, мотивационные программы, отчеты, балансы, сроки. Их маркетологи звонили мне, чтобы согласовать акции. Отдел кадров сбрасывал резюме. Главный бухгалтер писала в WhatsApp, флиртуя. Это был совсем другой мир, который меня почти не касался.
Раз в два-три месяца из того мира приезжал Шеф – коммерческий директор, имя которого я постоянно забывал. Шеф привозил в серый дождливый Город лоск столичного богатства. Он снимал дорогой отель на Московском проспекте и отрывался несколько дней подряд, без перерывов, на грани, с проститутками, алкоголем и наркотиками. Обручальное кольцо он снимал в первый же день, клал его во внутренний кармашек дипломата и из примерного семьянина, делового человека и уважаемого бизнес-партнера превращался в одурманенную водкой и кокаином свинью. Мне приходилось быть рядом. Это была моя работа, которая приносила универсальный доход. Я становился тем самым безликим обслуживающим персоналом, который выполнит любую прихоть Шефа, стоит щелкнуть пальцами.
Иногда мне хотелось его прирезать – провести ножом от уха до уха и смотреть, как он хрюкает, елозя ногами в луже собственной крови. Принести в жертву Городу.
Но потом я вспоминал, что Городу не нужны такие жертвы. Город питался другими людьми.
Я брал нож и выходил на охоту.
Ее звали Марина, ей было двадцать два года, и она занималась сексом так, будто каждый половой акт был последним в ее жизни.
Крохотная комната в коммуналке на втором этаже старого доходного дома была совершенно непригодна для секса. За стенами в соседних комнатах жили подруги Марины, они всё слышали. Старая кровать, от которой пахло плесенью и сыростью, скрипела в такт нашим движениям. Ногой или рукой запросто можно было зацепить стол, тумбочку, книжные полки, табурет – все, что лепилось одно к другому, обступало, нависало, будто безмолвные наблюдатели приглядывались и прислушивались к нам.