Они ехали, погрузившись в унылое молчание, нарушаемое лишь хрустом снега и льда под копытами животных. Ксанди вели себя беспокойно, что тревожило Дэмьена. Вероятно, это тревожило и Хессет, потому что, когда они наконец встали лагерем, она привязала животных, как будто это были лошади, и теперь они не ушли бы далеко. После обеда красти объяснила, что снегопады в Ниспосланных горах могут пробудить в животных миграционные инстинкты, так что те сбежали бы вниз, на равнины. Должно быть, это отвечало их врожденным потребностям. Всю ночь Дэмьен слышал, как ксанди возились и пофыркивали, пытаясь освободиться от крепких кожаных ремней. Когда подошла его очередь спать, он попытался спрятаться от шума и холода, плотно закутавшись в одеяла, но это мало ему удалось. Наконец он как-то отключился, и смутная полудрема принесла облегчение телу, но никак не нервам.
Утром они продолжили путь, проваливаясь в снег по самое колено. Облака разошлись как раз настолько, чтобы проглянуло взошедшее солнце, затем плотно сомкнулись, и путников вновь поглотили бесконечные сумерки, ледяной дождь и мокрый снег. Раз скакун Дэмьена поскользнулся и чуть не упал на самом краю отвесного ущелья, но ухитрился удержаться на ногах и отскочил от опасного места.
"Я как будто приношу несчастья. Как тот неразумный, что пытается Творить с земной Фэа, не имея о ней никакого понятия, - и получает в точности противоположное тому, что хотел. Только поймешь, какая беда случилась, только попытаешься ее исправить - и тут же новое бедствие..."
Может быть, это результат Проклятия? Можно ли взять сознание, которое естественно воздействует на потоки, и исказить его так, чтобы воздействие стало отрицательным? Поразмышляв несколько часов, проглотив наскоро собранный холодный обед под нависшей скалой, послужившей им временным укрытием, он пришел к заключению, что такое невозможно. Требовалось просчитать столько вариантов, и так мало еще было известно о взаимоотношениях Фэа и человеческого мозга! Если ты попытаешься вмешаться Творением в работу такой системы, отдача неминуемо ударит по тебе. Только природа может изменять и исправлять биологические законы такого уровня.
Но тут он вспомнил деревья в Лесу - целостную экосистему, перестроенную под потребности ее хозяина-человека, - и вздрогнул, подумав, какого рода Творением мог воспользоваться этот человек. И что за жертву он должен был принести, чтоб получить такую власть.
"Тот, кто смог Сотворить Лес, может сделать и это. Может сделать все, что угодно... Только не может спасти себя самого", - угрюмо подумал Дэмьен. Пришпорил лошадь и постарался забыть о том, сколько удовольствия такая погода - мрак и холод - доставила бы Охотнику.
"Он умер. И ты хотел, чтобы он умер. Так забудь о нем". Но призрак не стирался в памяти. Было ли это потому, что между ними существовал канал? Или просто так действовала сила личности? Трудно сказать. Но иногда, взглянув на Сиани, он улавливал тот же призрак - мелькнувший образ - на дне ее зрачков. Что произошло между этими двумя, пока Охотник был с ними? Дэмьен томился, желая узнать и не решаясь спросить. Бывает опасно задавать вопросы, когда не знаешь, что делать с ответами.
Снег падал весь день. Они все ехали. И где-то шли на север ракхи, неизвестно сколько, и снег слепил их, и не ведали они, куда идут. Пятеро. А может быть, трое. Под чужими личинами, к чужой цели прокладывали они путь сквозь бушующий шторм. К своей смерти.
Вдруг Дэмьен подумал, что колдовство могло рассеяться, когда умер тот, кто Сотворил его. Мысль привела его в ужас. Что, если подделка так и не вышла из исходной точки? Что, если теперь, когда Таррант мертв, отряд ничем не прикрыт?
"Тогда нас должно защитить искусство Хессет". Взглянув на ракханку, он попытался оценить ее могущество. Да и захочет ли она использовать свое искусство ради них, если все другие способы защиты будут исчерпаны.
"Огонь. Ослепляющий, как солнце, раскаленный добела, расплавленный, наполняющий воздух палящим жаром. Лицо Сензи - воск, оно тает, испаряется, стекает на траву, как Огонь из фляжки, впитывается в почву. Плоть растекается, как вода, кровь и кости растворяются в текучем пламени, все существо вспыхивает, рассыпается... перевоплощается. И волосы становятся золотистым сиянием Сердца, тонкие пряди свиваются в обжигающие клубки. И глаза становятся расплавленным серебром, и горячий металл, струясь, вливается в раны. И рот застывает в подобии вопля - и вопль несется, и его отзвуки сливаются с ревом пламени, и взвиваются к пылающим небесам, и низвергаются к вратам ада, и - дальше...
Лицо Охотника.
Глаза Охотника.
Крик Охотника".