Восход Черного Солнца и другие галактические одиссеи

– А, я понял. Вы не знаете, как мы здороваемся. Ладно, прежде чем начнем разговор, проглотите вот эту капсулу и выпейте питательную жидкость.

Доусон безропотно подчинился, и Феред продолжил:

– Вы очень долго не ели. Потом мы вас кормили – посредством инъекций, – пока вы спали. Почти четырнадцать лонгосекунд…

– Каких секунд?

– Мне неизвестно, как вы измеряете время, Доусон. В общем, сейчас полдень. – Феред забрал пустой стакан и передал поднос Бетье, которая убрала его в стенной шкафчик. – Как вы себя чувствуете?

– Неплохо, – ответил Доусон. Его не покидало смутное ощущение дезориентации, неустойчивости, словно из-под ног исчезла сама планета. – Я что, в самом деле проспал шестьсот лет?

– Да.

– Тот газ в батисфере, он ведь консервирует живую ткань. Теперь все ясно. Он ввел меня в состояние анабиоза и затормозил процесс метаболизма. Предполагалось, что этим газом мы будем «замораживать» глубоководных рыб, но, как выяснилось, он воздействует на любые организмы. И я живое тому подтверждение. Даже моя одежда хорошо сохранилась.

– Включая ее металлические части. В вашей батисфере не было водяных паров, поэтому ничто не заржавело.

– Знаете, мне труднее в это поверить, чем вам, – заметил Доусон с долей лукавого юмора. – Постойте-ка, – добавил он, о чем-то вспомнив. – У вас есть зеркало? Ну, стекло, которое отражает предметы?

– Мы по-прежнему пользуемся словом «зеркало», – улыбнулся Феред, блеснув белыми зубами.

Бетья достала из кармана маленький блестящий диск и протянула его Доусону. В диаметре вещица была не больше дюйма, но каким-то образом сильно увеличивала изображение, ничуть его не искажая. Разумеется, у Бетьи было зеркало. Женщина останется женщиной даже через шестьсот лет.

– Помнится, перед тем, как потерять сознание, – сказал Доусон, – я порезал лоб, почти до кости. Вижу, рана исчезла. Нет, вот остался шрам.

– Его почти не заметно, – кивнул Феред. – Ваш организм функционировал крайне медленно, но все-таки он жил.

Неизвестно почему, но это открытие убедило Доусона окончательно. И вызвало нежеланные мысли. Нужно забыть Мэриан. Или хотя бы не вспоминать о тех днях в Нью-Йорке…

– Знаете, я любопытен, – сказал он. – Этот ваш мир… Расскажите о нем.

– А нам интересно узнать о вашем мире, – сказал Феред. – Естественно, у нас сохранились исторические документы, но мы не знаем, не искажены ли в них факты. А тут живое ископаемое… – Он засмеялся. – Вы не обиделись?

– Ничего, меня и похуже называли, – ответил Доусон, которому начинал нравиться этот общительный паренек. – Что вы хотите узнать о нашем мире?

– Пока ничего. Вам не следует перегружать мозг, сначала нужно полностью выздороветь. Кроме того…

Бетья не дала ему договорить.

– Его будет слушать Совет, Феред, – сказала она.

– Да, разумеется. И все же, я думаю, вам будет полезно узнать, как мы живем, Доусон.

– Да. Спасибо. Что это за Совет?

– Консультативный Совет. Группа мужчин и женщин, которые представляют собой всемирное правительство. Время от времени в его состав избираются новые члены – это когда умирают старые. Наше правительство – собрание величайших умов со всей Земли.

– Немного смахивает на технократию, – сказал Доусон. – Всемирное правительство? А народов и государств больше нет?

– Государства, конечно, есть. Но Совет находится в столице, здесь, в Америке, – в Вашингтоне.

– У нас был президент. Его избирали…

Феред кивнул:

– Я слышал об этом. Члены Совета также избираются путем голосования после того, как делом доказывают свои заслуги. Даже я мог бы стать…

– Нет! – в ужасе воскликнула Бетья. – Я не хочу этого, Феред! Не говори так.

Юноша сверкнул улыбкой:

– Не бойся, у меня очень мало шансов. Моя вибрационная теория еще не доработана…

– Но ведь ты можешь ее доработать, – прошептала девушка, широко раскрыв синие глаза. – Иногда мне становится страшно. А если ты не получишь грант, мы не сможем пожениться.

Доусон пожал плечами:

– Я вас не понимаю.

– Все очень просто, – сказал Феред. – Совет поощряет исследовательскую деятельность. Он выдает гранты – рабочие единицы – в обмен на любую стоящую идею, которую ты отдаешь в его полное распоряжение.

– И Совет кладет ее под сукно?

– Разумеется, нет! У нас не тирания, Доусон. Все новые научные идеи обсуждаются Советом и после этого возвращаются людям. Естественно, для разработки новых концепций Совет имеет гораздо больше ресурсов, чем, например, я.

В разговор вступила Бетья:

– Феред еще не все сказал. Если мужчина или женщина избирается в Совет, он или она должны посвятить служению всю жизнь. Забыть друзей и родственников, жить в Вашингтоне… И разумеется, брак исключается автоматически. Ты словно сжигаешь за собой все мосты.

– Подумаешь, велика важность, – сказал Феред, и его глаза блеснули. – Человек отдает себя миру – это высочайшая честь. Но, – он взглянул на Бетью, – меня не возьмут, обожана моя. – Это слово явно означало ласковое обращение. – К тому же я всегда могу отказаться.