Восход Луны

Хардхорн иссыхал, прямо на глазах, постепенно, но заметно увядая, словно последний осенний цветок. Его шерсть поблекла, будто проявленная через фильтр негатива, мышцы сводило мучительной судорогой, готовой разорвать их, как натянутые канаты, выжимая последние соки из каждой частички тела, а сам, некогда статный и высокий, жеребец теперь больше походил на истощенную загнанную лошадь. Лишь глубоко ввалившиеся глаза его продолжали сиять, наполненные горьким сожалением и невыносимой печалью... как те огни, теплящиеся в глубине пустых глазниц. Я знал, что сейчас его бесстрашное сердце содрогается в преддверии наступающей вечности. Пластина медленно вытягивала из него силы, обращая плоть в жуткое подобие жизни.

- Как ты уже догадался, - всхрапнул Нортлайт, - пресловутая вечная «жизнь» была игрой слов в понимании некоего могущественного манипулятора. Созданная им изощренная ловушка была полна обманутых глупцов, получивших эту самую вечную жизнь, но не потрудившихся уточнить, в каком именно качестве... навсегда застрявших между истинной жизнью и истинной смертью, бессильные вырваться из своего заточения и обреченные существовать в таком состоянии. Мы окончательно пали духом, не в силах ничем помочь Хардхорну, и никто не был в силах…

…только Сальвус. Тягостное молчание нарушил тонкий тихий голос, закончивший мысль, в отчаянии предательски пульсирующую в моей голове. Мы уставились на Сильвер, странно распахнувшую свои удивительные огромные глаза, будто смотревшую на нечто невидимое, стоящее прямо за нашими спинами. В отражении ее гладких, как зеркало, зрачков я вдруг рассмотрел тусклый образ вероломного ученого, принесшего страшную жертву во имя науки. Смерть его наступила быстро. Будучи не в силах вынести мучительной боли, причиняемой столь желанной некогда для него реликвией, что не передавала ему накопленную энергию, как ожидалось, а наоборот, начала стремительно вытягивать жизнь, историк в порыве безумного беспамятства вырвал пластину из обелиска, поскользнулся и покатился вниз, переломавшись вусмерть. Душа единорога так стремительно вылетела из тела, что в первые мгновения он даже не смог понять, что умер по-настоящему, и сейчас он застрял в междумирье, не имея возможности покинуть это место, изолированное от остального пространства и времени. Связаться с живыми он мог только через Сильвер и, благодаря ее способностям медиума, теперь общался с нами посредством единорожки, которая в точности передавала все его слова. Сальвус горько раскаялся в совершенном, изъявил желание искупить содеянное и помочь нам выбраться.

- С чего вдруг? - мрачно буркнул я.

- Порой ничто не отрезвляет так сильно, как смерть. - Губы Нортлайта искривила неприятная ухмылка. - Мы были в западне, и рассчитывать ни на ничью более помощь не могли. Ученый объяснил, что пластина с нынешней последовательностью ячеек с символами устанавливает связи с любыми прикоснувшимися к ее поверхности и вытягивает из них жизнь, интенсивность процесса зависела напрямую от длительности и тесноты контакта. Единственный способ спасти Хардхорна - это попытаться определенным образом перепрограммировать пластину и разорвать связь между ними. Но каким образом, он пока не понимал.

Внезапно Сильвер сообщила, что отчетливо слышит другие голоса, никем более не перебиваемые и не заглушаемые. Еще несколько душ пони застряли здесь схожим образом, что и Обсессимус, и сейчас стянулись со всех концов святилища к нашей компании. Выслушав невидимых собеседников, медиум оповестила, что они готовы поделиться своими знаниями. Из разрозненных идей и мыслей, опираясь на ранее узнанное им самим, Сальвусу необходимо было составить единую картину головоломки. Профессор попросил дать ему время. Уж чего-чего… - вновь горько всхрапнул Нортлайт. - Правда, у Хардхорна его оставалась очень мало: он полностью обессилел и уже почти терял сознание от боли.

Мы терпеливо ожидали окончания призрачного консилиума. Наконец, Сильвер вновь заговорила. Выяснилось, что проклятие реликвии не могло быть рассеяно или отменено, но можно было попробовать замкнуть цикл энергетических потоков не на самом артефакте, а на Хардхорне, использовав пластину как проводник, и тогда бы единорог начал играть роль вампира - тянуть энергию для собственного поддержания из тех, с кем установил связь. Один из гвардейцев, Айронхарт, ранее прикасавшийся к пластине, вызвался на роль источника, поддерживающего жизнь командира, со словами о том, что лучше отдаст все свои силы своему лидеру, чем треклятой золотой финтифлюшке. Ученый заметил, что этого будет недостаточно: Хардхорн слишком быстро высосет все жизненную энергию от одного донора. И тогда, ни мгновения не колеблясь, все присутствующие Солнечные Стражи, общим числом в двенадцать голов, одновременно выразили готовность принести эту жертву и связать себя смертельными узами с генералом.