Восход Луны

Селестия осторожно надевает шлем на голову любимого, мягко расправляет пряди его гривы, густым багряным водопадом плюмажа ниспадающим на чешую доспеха, аккуратно подтягивает ремешки, боясь причинить даже малейший дискомфорт. Кажется, она опасается даже моргнуть, будто жеребец в ту же секунду растает, испарится, как мимолетный сон. Благодарная и нежная улыбка тронула губы Хардхорна, и он быстро, почти неуловимо и волнующе подался вперед, утонув на миг мордой в колышущихся потоках радужных волос.

Воздух наполнился звоном лат, почва под ногами задрожала в упорядоченном ритме марша. В сад вошли строем гвардейцы во всеоружии - двенадцать жеребцов, сияющих при свете дня крепкими нагрудниками с изображенным на них символом солнца. Несмотря на искрящуюся молодцеватость, нельзя было не заметить изнеможение и усталость, омрачающий общий боевой вид подчиненных Хардхорна.

«Пора».

Я прочел это в его взгляде. Жеребец и аликорн отступили друг от друга, медленно, словно скалы в пучине моря, всем нутром противясь расставанию, но не в силах изменить неизбежное. Гвардейцы в два ряда выстроились позади генерала. Селестия облачилась в свой повседневный царственный облик, надев маску невозмутимости и серьезности, ни единым штрихом не выдавая бушующего у нее внутри ада. Повисла напряженная тишина... но лишь на несколько ударов сердца. В воздухе зазвучал сильный и звучный голос, раскатом грома прокатившийся над газонами и аккуратно обрезанными кустами роз:

- Я, Хардхорн Соларшторм, герцог Кантерхорнский, военачальник ее Величества Селестии Эквестрийской и действующий лидер Солнечных Стражей, верный заветам своих великих предков, клянусь жизнью и честью в вечной верности принцессе Селестии, да будет царствование Ее долгим, и в вечном служении Эквестрии и ее народу, готовый быть призванным исполнить долг, невзирая на свое проклятие, да будут свидетелями моих слов Солнце, Луна, небо и звезды, и да постигнет меня справедливое наказание в случае отступничества от собственных слов. Да будет так, отныне и впредь.

И содрогнулся воздух стройным хором голосов присягающих в нерушимой лояльности Солнечных Стражей, вторящих своему командиру, полные решимости следовать за ним и сражаться с любыми формами и проявлениями зла и несправедливости, во имя Принцессы Эквестрии и всего народа пони, отныне и впредь, во веки веков.

Генерал опускается на одно колено, склонив голову в низком поклоне. Ни один мускул его не дрогнул, хоть я и знал, ценой каких усилий ему стоило это движение. Вслед за Соларштормом в едином синхронном проявлении преданности пали к ногам Селестии и его верные воины. Монархиня в безмолвной торжественности внимает их словам, а после коротким приказом повелевает встать. Гвардейцы выпрямились, готовые принять свою судьбу.

- Я, принцесса Селестия Эквестрийская, Владычица Солнца, Дня и Ночи, принимаю вашу присягу верности Эквестрийскому трону, Королевству и народу пони и готовность быть призванными в трудный час по Моему зову. В свою очередь Я, Селестия, правительница Эквестрии, даю обещание найти средство освободить вас от действия проклятия, наложенного Дискордом, и снять заклятие Окаменения, наложенное Мной. Таковы Мое слово и Моя воля.

Зачарованно я наблюдаю, как ее рог охватывают золотистые завихрения магии, творя сложные, причудливые чары. На моих изумленных глазах один за другим гвардейцы обращаются неподвижными белыми, словно алебастр, статуями. Хардхорн смотрит на лик аликорна, покорный воле обстоятельств, но не смирившийся, не сломленный под гнетом злого рока. Я чувствую внутри него полыхающий пожар, что, кажется, был готов расплавить раскалившиеся добела доспехи. Его душа рвется к ней, но обречена биться в тюрьме бренного, терзаемого проклятием, тела.

- Пока жива твоя надежда, жив буду и я! Верь, что однажды я вернусь к тебе!

Восклицание в жарком мучительном порыве рвется из его груди, уже стесняемой каменными оковами консервационного заклятия. Некогда ясные, светло-розовые очи Селестии омрачены болезненным блеском, наполненные бескрайним океаном печали и душевной боли, сдерживаемым лишь последним, титаническим усилием воли. В глазах единорога ярким пламенем воссияли надежда, вера и любовь, в трудной и неравной борьбе одержавшие верх над отчаянием и бессильным гневом.

- Мое сердце навеки принадлежит лишь тебе одной. Я люблю тебя, моя Аврора.

- Я знаю, - тихо прошептала она...

Все закончилось. Хардхорн, вскинув голову в рывке и оторвав переднее копыто от земли, словно желая встать на дыбы, застыл, и судорожный вздох в последний раз сорвался с его охладевших губ.