Восход памяти

Как Марианна ни старалась принять на веру теорию Константина о так называемых «играх памяти», мысль об уловках собственного разума, маскирующего истину под псевдореальными высказываниями, образами и шифрами была для нее неприемлема. Признать такую парадигму безоговорочно, без тени сомнения означало усомниться в реальности собственной жизни, достоверности всего, что когда-либо происходило с ней, что, в свою очередь, неминуемо грозило неврозами, а что еще вернее, полнейшим сумасшествием. Парадигма бесконечно лживой, не вызывающей доверия памяти, лежавшая в основе концептуальной схемы, транслируемой ее новым знакомым, могла бы стать базой для всякого рода научных изысканий, разработок и опытов, но применение ее к непосредственному жизненному опыту означало полное отрешение от оного, от всего того, что человек понимает под «своим прошлым». Марианна могла допустить, что память сыграла с ней злую шутку, интерпретировав типичный треп деревенской шарлатанки как наполненное зловещим скрытым смыслом откровение, на деле навеянное давно нагнетаемой мистической аурой с тех самых пор, как злая цыганка бросила девчонке в лицо жестокие слова, впрочем, и «травяной чай» нельзя списывать со счетов. С момента встречи с лесной ведьмой прошло достаточно времени – Марианне и в самом деле казалось, что по занесенной снегом лесной тропе, ведомая надеждой на обретение личного счастья, шла не она, а кто-то другой; и чувства, и мысли тогда были иными, и ноги – красивые и сильные – ступали по земле. «Да, вполне может статься, что мое воображение придало встрече излишний драматизм, – предположила Марианна, – но как быть с медиумом, Илюшей, как ласково называл его заведующий отделением?» Ведь ее визит в психлечебницу состоялся всего пару дней назад, и время не успело поработать над ее воспоминаниями настолько, чтобы исказить их до неузнаваемости. «Как бы ни был ты привлекателен, Константин, – задумалась Марианна, с мечтательной улыбкой вызывая образ красавца-ученого, – но теория твоя никуда не годится».

Об этом размышляла Марианна в тот день, который, к слову сказать, не задался с самого начала. Разлитый кофе, любимая чашка вдребезги разлетелась осколками по полу, раздражение оттого, что ей в ее положении приходится все это убирать. И тут еще телефон, как назло оставленный в комнате, трезвонил не переставая. Марианна чертыхнулась, порезавшись осколком, и, раздраженно дуя на ранку, порывисто развернула коляску по направлению к комнате, чтобы ответить на звонок.

«Опять рекламщики», – подумала Марианна, взглянув на высветившийся на экране мобильника незнакомый номер, и нехотя протянула: «Алло…», собираясь при малейшем намеке звонившего на предложение услуг сбросить звонок.

– Марианна, добрый день! Нижайше прошу простить… Вас беспокоит Тимур Сардокович, завотделением смешанных состояний, помните такого?

«Вот те раз…» – Марианна от неожиданности забыла о приветствии и о ранке, из которой беспрепятственно продолжала стекать кровь, немилосердно марая белый чехол телефона.

– Да, да, – неуверенно проговорила она. – Я вас помню. Добрый день! Чем обязана?

– Мне неловко к вам обращаться, но, знаете ли, после вашего визита наш Илюша, ваш брат, резко изменился. В его поведении явно наметились положительные сдвиги.

– Это, наверное, хорошо, – вымолвила девушка, понятия не имея, как следует реагировать и что, собственно, заведующему странным отделением от нее нужно.

– Не хорошо, а прекрасно! – восторженно воскликнул доктор. – Но на этом нельзя останавливаться, нельзя упускать такой шанс! Поэтому я вас и побеспокоил.

Марианна начала догадываться, к чему подводит доктор. Ее вновь охватило чувство приближения к чему-то тайному, опасному и вместе с тем важному и стопроцентно подлинному. Вся тщательно выстроенная Константином концептуальная схема об «играх памяти» вмиг рассыпалась на ничтожные частицы и развеялась по ветру, как ненужный сор, вместе со всем рациональным, логическим и научно обоснованным.

– Потому я осмеливаюсь просить вас еще раз посетить нашу клинику и побеседовать с Илюшей, коль уж ваше влияние столь благотворно на нем сказывается, – высказал Тимур Сардокович так заискивающе и приторно, что Марианну слегка передернуло.

– Я приеду. Завтра, – ответила она коротко.