Восход (повести и рассказы молодых писателей Средней Азии и Казахстана)

— В этом ауле привыкли девушек возносить. Не так-то легко ее отдадут.

— Пусть только попробуют запросить калым у лучшего жнеца колхоза!

— Что-что, а это тут ни причем.

— Будет при чем.

— Коке, к чему такое пустословие?

— Молчи! — отрезал старик. — Ишь, язык-то у тебя как распустился, чертов сын! Сегодня и пойду сватать. Сегодня.

— Оу, да погодите хоть немного.

Куда там! Старик лишь сверкнул глазами да пошел прочь.

А Сапарбеку что? Остался себе на месте. Остался — и подумал; "Вот старина заварил кашу… И что это там за девчонка? Надо бы поглядеть, Чем она его так приворожила?"

Старик присел важно на седло, валявшееся рядом в юртой, у которой разместились старшие гости, и запустил руку в карман. Затем, постучав о колено костяной шашкой-табакеркой, насыпал полную горсть насваю и бросил его себе под язык. Бросил и сплюнул смачно. Перед глазами замельтешили круги.

Заметив, что Сапарбек топчется вокруг юрты, в которой за занавесом сидела теперь невеста, разозлился опять: "Расправил бы плечи, как мужчина, да и входил бы. Ой, размазня!" Не выдержал, крикнул:

— Ты чего, как сирота, торчишь там?

Сапарбек почувствовал, что если он еще помедлит, старик, ясное дело, подбежит к нему, и потому, набравшись решимости, шагнул в юрту.

— Пусть пополнится ваш дом, — пробормотал он, переступая порог, но никто не откликнулся на приветствие. Девушки попрятались за занавес. Чуть слышно доносятся их приглушенные голоса. Человек пять молодых парней сгрудились на торе — почетном месте. О чем-то переговариваются между собой, поглядывая на шелковый занавес, пересмеиваются.

Сапарбек присел у порога. Долго он сидел так. Из-за занавеса то и дело слышались шуточки и колкости, но он находил неловким так сразу вмешиваться в разговор. Проще всего — уйти бы, конечно, но перед стариком боязно. Стоит ему появиться, как тот, ясное дело, осрамит его при всем честном народе, закричит: "Ну, как?" Уж лучше пересидеть.

Тут из-за занавеса послышался девичий голос:

— Чего вы там все перешептываетесь? Лучше бы уступили очередь вон тому новому, парню!

— Ишь, резвая какая! А ну-ка, покажись! — отозвался тут же мордастый рыжий парень в красных сапогах.

— Так вас ничем и не урезонишь…

— Ох вы, ягодки-цветочки, да пожалуйста. Уж коли горазд он сорвать одну из вас — даем очередь.

— Давно бы так, самим-то не по рукам…

Девушки рассмеялись. Занавес заколыхался. При каждом его движении точно жаром обдает лицо Сапарбеку. Чем больше он краснеет, тем больше теряется. "И чего я этим пересмешницам скажу. Вон какие они языкастые!.. А промолчать — так этот рыжий с потрохами съест…"

И, сам не зная, как, Сапарбек сказал:

— Сколько уж нам на пустой занавес любоваться? Пора бы кончать в прятки играть. Выходите сюда. Познакомимся хоть.

— А вы, мы слышали, джигит старательный. С утра до позднего вечера жнете. Похоже — и разогнулись впервой, чтобы на белый свет взглянуть?

Хохочут девушки. Аж занавес колышется. А рыжий тут как тут.

— Больно резво вошел ты сюда, думал, все по местам расставлю, а сам, поди, и не понял, как лбом о камни расшибся. Жаль!

— К чему это! — вспылил Сапарбек и выскочил из торты.

Как и предполагал он, старик вывернулся ему навстречу.

— Чего потемнел весь? Не выгнали, случаем?

— Коке, потише можно?

— Из-за того, что громко говорю, в тюрьму, небось, не засадят. Выкладывай лучше, что и как.

— Что выкладывать-то?

— Видел хоть ее?

— Кого?

— Да ты, видно не в своем уме.

— За занавесом все сидят. Одна среди них уж больно языкастая. Мелет что попало, уйти пришлось:

— Знал я, что подведешь. Господи, позубоскалил бы тоже да за занавес. Тебе хоть по голове ходи — все сойдет.

— Брось коке. Я в этот аул не для того приехал, чтобы девушку искать.

— Ой, размазня! Люди насмехаются надо мной, дескать, брат у него все в холостяках ходит. Только и шепчутся в сторонке.

— Пускай шепчутся. Кому на рот платок накинешь?

— Ты давай не виляй.

— Оу, коке, за лошадьми присмотреть бы надо, путы на ногах развязались, что ли… — сказал Сапарбек, подаваясь в сторону пасшихся неподалеку лошадей. Но старик остановил его:

— Погоди.

— Да с лошадьми только управлюсь.

— Эй! Отвертеться хочешь? Джигит — он кто? Он есть пламя, которое горит… А ты — как лошадь ленивая, которую, не стегни камчой, так с места не сдвинется. Все бы назад пятиться.

Сапарбек не стал уже возражать. Какой смысл? Старик, у которого гнев, как говорится, на кончике носа, не остановится ни перед чем, на людях его опозорит. Так лучше промолчать.

— Чего молчишь? — наседает тем временем старик. — Чем ты хуже других, что от бабы бежишь? Мужчина как мужчина, чего же еще? Колхозный председатель души в тебе не чает. А ты робеешь. Жизнь пуста, когда рядом никого…

Управившись, наконец, с лошадью, у которой развязались путы, Сапарбек взобрался на сопку и долго не отводил взгляда от гладкой, как доска, равнины внизу. "И урожай в этом ауле хорош", — подумал он. Обернувшись к юрте, в которой сидела невеста, пробормотал: "Если девушка, которую возносит коке, та самая языкастая, — лиши пропало".

Но тут же и подумал: "Посватаю эту девушку. Посватаю".