— Сейчас, коке, — озадаченно произнес Сапарбек. Послышался его шепот: "Жумагуль, эй, вставай!"
Старик, весь изошедший нетерпением, вскричал:
— Божья милость на нас снизойди, — с постели вас никак не стянешь!
И вслед за тем забормотал приглушенно: — Что с молодых возьмешь, не проймешь ничем. Да и Оразбике недалеко ушла: уж если разговорится — так надолго, и заснет — так хоть из пушки пали, не поднимешь.
— Жумагуль, вставай же! И куда это мой халат запропастился? — метался в доме Сапарбек.
— Да вон же, на стене висит, — откликнулась Жумагуль. — Тебе все в руки подай, перед глазами что — не видишь.
— Ладно тебе! — буркнул Сапарбек.
У старика иссякло терпение:
— Сапарбек, эй! Пошли поскорее Жумагуль к нам! Тетушка твоя занемогла что-то. — Сказал и пошел прочь.
Только он ушел, Сапарбек накинулся на жену.
— Встанешь ты сегодня или нет? Не слышала, что ли? Беги скорее.
Сказал так, а сам вспомнил тут, что Жумагуль ночь напролет молола зерно на ручной мельнице, и пожалел ее: "Тоже ведь нелегко бедняжке". Но все же прикрикнул снова:
— Возьмусь я за тебя!..
Жумагуль молча вышла. Сапарбек, натягивая на себя чекмень, подумал: "Всегда так. Отмолчится и только. А ты хоть тресни!"
С улицы долетел голос коке:
— Вон Жумагуль идет, теперь уж полегчает тебе!
— Ойбай-ай, — простонала в ответ Оразбике.
Уже рассвело. Холмы, которые только что возвышались темными силуэтами чудищ, теперь, казалось, отдалились в степь. Доносится едва слышный запах трав, не стойкий, расплывающийся в воздухе. "Зелена еще трава, не налилась силой", — подумал старик… Затем, повернувшись к Сапарбеку, сказал:
— Сегодня уж чаю наверняка не видать. Айран хоть есть в доме?
— Спешить-то некуда, — отозвался тот, позевывая. — Вчера уборку закончили. После обеда должен представитель из района приехать. Председатель говорил, что собрание будет.
— Обязательство-то выполнил? — поинтересовался старик.
— А как же!
— Добро, — подытожил старик. — Пусть удача сопутствует тебе. Уж если работать, так чтобы впереди всех быть!
Скупой на слова Найзабай сегодня настроен не по обыкновению бодро. "Что с ним? — подумал Сапарбек. — Радость оттого, что происходит там, в доме?" — Подумал так и улыбнулся.
— Коке, на собрание пойдете? — спросил он.
— А как же, обязательно пойду! — откликнулся тот. — Какое собрание проходило без Найзабая?
— Да это я так, к слову.
Старик поднялся, подошел к привязанному коню. Взяв за повод, повел в степь.
Конь по кличке Байгеторы тоже как бы с недоумением поглядывает на старика, спозаранок выгоняющего его в степь. Он тоже будто спрашивает: "Что с тобой, старина?" А старик думает о своей Оразбике, мучающейся в родовых схватках. Кто раз обжегся, во второй раз подует на чашку, — так и старик сейчас — между надеждой и сомнением. Что-то неясное, неопределенное теснит грудь, и он временами ощущает даже холод, пробегающий по телу. Между тем задумался он сейчас о предстоящем собрании. Не любил он бездельников, тех, что при слове "работа" норовили уйти в сторону. "Пропесочить бы их на собрании, да так, чтобы в другой раз неповадно было, — размышлял он. — Надо бы нынче дыни на большей площади посадить. Прибыльное ведь это дело, и как такое упускать из рук? Председатель тоже не всегда к дельному прислушивается…"
Снова — Оразбике. Обернувшись, бросил взгляд в сторону дома. Тихо еще. "Надолго затянулось", — подумал он и закряхтел. Посмотрел вокруг, — взгляд ни на чем не остановился. Постоял некоторое время, и снова назад обернулся. Тихо. "Бедняжка, — замучилась совсем".
Вспомнилось прошлое.
Что он видел в молодости? Не успел на ноги встать, пришлось пасти скотину бая Бимена. Ходил за скотиной, а сам между делом сапожному и портняжному делу обучался. Это он, Найзабай, распространил потом по аулу слухи: дескать, у бая Бимена и обуви, и халатов несметное число. И действительно, было их столько. Сам он мастерил их ночами напролет, не жался глаз, — чтобы гнило добро в байских сундуках. "О, будь ты проклят, скупердяй!" — честил его в сердцах юный батрак.
А через некоторое время все изменилось. Сколько рвения он проявил, когда проводили перепись скота у бая Бимена! Жалок был бай перед вчерашними батраками! С каким удовлетворением извлекал Найзабай из его сундуков добро и раздавал желающим. Сколько благородных слов в свой адрес услышал он от старцев!
И после, когда организовался колхоз, Найзабай не жалел ничего для близких. Нашлись такие, что, успев обзавестись своей скотиной, не захотели идти в артель.
— Удел большинства — удел каждого. Чего же вы в стороне от большого дела стоите? Тут колхоз затевается, а вы точно овечий помет, который бурдюк масла портит", — зло говорил таким Найзабай.
За излишние свои действия он даже нагоняй получил от районного представителя.