Восхождение

Вначале это прошло незамеченным. Но Мария развила такую активную деятельность, что на нее обратили внимание, тем более что она не только пыталась узнать, что с Кольцовым, но даже подала бумаги с просьбой о предоставлении советского гражданства. Так прошел месяц, другой, третий, а Мария все бегала по кабинетам. И – добегалась!

Но надо же случиться такому совпадению, что дело № 2862 по обвинению Остен-Грессгенер Марии Генриховны возбуждено 22 июня 1941 года. Фашистская авиация бомбит города, танковые клинья утюжат деревни, моторизованные колонны немецкой солдатни расстреливают все живое, но доблестным советским чекистам не до этого, у них свое кровавое дело. Вместо того чтобы писать рапорты с просьбой немедленно отправить их на фронт, они врываются в номер «Метрополя», где проживает враг народа в женском обличье, переворачивают все вверх дном, изымают в пользу государства один сарафан, две пары трусов, одну пару туфель и пять носовых платков, а хозяйку этот имущества бросают в печально известную Внутреннюю тюрьму.

Обвинения, которые предъявили Марии, настолько нелепы, что просто диву даешься, как можно было принимать их всерьез. То ли по глупости, то ли следуя привычке, следователи сходу обвинили ее в том, что она является германской и французской шпионкой одновременно. Им и в голову не приходило, что это невозможно, если так можно выразиться, чисто физически. Ведь Франция находится в состоянии войны с Германией, больше того, она побеждена и наполовину оккупирована, а Мария Остен поставляет Франции разведданные о Германии, а Германии – о Франции.

Само собой разумеется, что обе страны получают секретную информацию о Советском Союзе. Но какую и от кого? Следователи словно забыли, что Мария совсем недавно прибыла в Москву и ни с кем, кроме сотрудников Лубянки и чиновников паспортного стола, не общалась. Это их не интересовало, уж что-что, а выбивать признания чекисты умели, и, побывав в их руках, шпионами себя признавали и не такие хрупкие женщины, как Мария, а прошедшие огонь и воды маршалы и генералы.

В тот день, когда немецкие дивизии подошли к окраинам Москвы, руководство Лубянки, видимо, боясь, что Марию освободят соотечественники, в срочном порядке отправило ее в глубь страны. Так она оказалась в Саратове, где за нее взялись местные чекисты.

– Признаете ли вы себя виновной в шпионской деятельности? – на первом же допросе насел на нее следователь.

– Нет, не признаю, – твердо ответила Мария. – Как я могла шпионить в пользу Германии, если я немецкая коммунистка, и если бы оказалась на территории рейха, то давно бы сидела в Майданеке или Дахау!

– А вот следствие располагает достоверными материалами о ваших шпионских связях. Назовите соучастников! – трахнул он кулаком по столу. – Не то сейчас же отдам вас в работу!

Отдать в работу – на чекистском жаргоне означало передать подследственного заплечных дел мастерам, а те свое дело знали и выбивали из несчастных арестантов признания в чем угодно, хоть в попытке взорвать Кремль или изменить русло Волги.

– Нет-нет, в работу не надо, – испугалась Мария. – Я и так все расскажу. Но никаких соучастников у меня не было, ей-богу, не было, – перекрестилась она.

– А Кольцов? – подсказал следователь. – Что вам известно об антисоветской деятельности Кольцова?

– Ничего, – отрезала Мария и почему-то радостно улыбнулась.

Следователь ничего не понял и зарылся в бумаги. А Мария ликовала!

«Раз спрашивают о Михаиле, значит, он жив, – подумала она. – Жив! Господи, как же я рада! Значит, дадут ему лет десять-пятнадцать, мне – тоже, и где-нибудь в Сибири мы встретимся. Мы обязательно встретимся! Так что эту волынку надо заканчивать, и как можно быстрее».

– Я все осознала, – не дожидаясь вопроса следователя, сказала она, – и прошу мне помочь разобраться в совершенных против Советского Союза преступлениях.

– То-то же, – хмыкнул следователь, – давно бы так.

С этого дня на допросы ее стали вызывать чаще и вопросов задавать больше. Но, с точки зрения Марии, они были такими глупыми и наивными, что она охотно рассказывала, где, когда и с кем встречалась, кто, что о ком сказал, как отзывался о царящих в Стране Советов порядках и что думал о руководителях партии и правительства.

«Дурочка она, что ли? – не без сочувствия подумал о ней многоопытный следователь. – Неужели не понимает, что топит не только себя, но множество других людей? А впрочем, откуда ей это знать, она же иностранка и жила то в Берлине, то в Мадриде, то в Париже. Ох-хо-хо, – вздохнул он, – не повстречайся на ее пути Кольцов, жила бы она там и дальше и не ждал бы ее смертный приговор. Время-то военное, а она немецкая шпионка, так что, как бы она ни раскаивалась и ни помогала следствию, смертного приговора не миновать».

– А зачем вы все-таки приехали в Москву? – задал он давно мучивший его вопрос. – Вы ведь знали, что Кольцов арестован и что идут аресты среди людей его окружения.