– Потому и приехала, – улыбнулась Мария. – Я не могла не приехать. Это надо было сделать для очищения своей совести и для того, чтобы реабилитировать себя перед друзьями. К тому же в газетах писали, что Михаилу ставят в вину связь с немецкой шпионкой, то есть со мной. Я думала, что одним своим появлением в Москве докажу, что никакая я не шпионка, и это обвинение с Михаила снимут.
– О какой реабилитации речь?! – не выдержал следователь. – Ведь он же, – чуть было не сболтнул следователь, что Кольцов давно расстрелян, – ведь вы же по уши в дерьме, и отмоетесь ли от этой грязи, большой вопрос. Сейчас вам не до очищения совести. Я не знаю, какой приговор вынесет Особое совещание, но если вы не докажете своей невиновности, то он может быть самым суровым.
– Да что тут доказывать? – всплеснула руками Мария. – Вы же прекрасно знаете, что я ни в чем не виновата, а судьи будут опираться на ваше заключение.
Так оно и случилось. Преодолев минутное колебание и чисто человеческую жалость, следователь написал, что «в предъявленном обвинении Мария Остен себя не признала, но в деле достаточно доказательств, чтобы определить ей высшую меру наказания». Особое совещание возражать не стало и постановило: «Остен-Грессгенер Марию Генриховну за шпионаж расстрелять». Через несколько дней приговор был приведен в исполнение.
Никто не знает, состоялась ли встреча Марии и Михаила на небесах, но нет никаких сомнений, что в последнее мгновение земной жизни Михаил попрощался с Марией, а Мария – с Михаилом. А это верный залог, что в той, другой, жизни они будут вместе – теперь уже навсегда.
Ни в газетах, ни по радио сообщений о трагической судьбе Марии не было, но неведомо каким путем эта печальная новость дошла до Парижа, а потом и до Андорры.
– Все, больше нас с этой землей, – топнул Борис ногой, – ничто не связывает. Пока мы могли хоть что-то делать для наших друзей, наше существование имело смысл, а теперь, как пишут в детективных романах, пора рвать когти. Так ты говоришь, можно через Бордо? – обратился он к Маркину. – Но ведь там Петэн, думаешь, он нас не тронет и в Лиссабон пропустит?
– А на кой ляд мы ему сдались? К тому же Петэну сейчас не до нас. Как стало известно, вначале он хотел обосноваться в Бордо, но вот что он увидел, – развернул Маркин газету. – «Город будто трескается от такого количества беженцев – бельгийцев, эльзасцев, лотарингцев, жителей районов севера. Все помещения переполнены, продовольствия не хватает, магазины пусты, местные власти исчерпали свои административные возможности. На улицах сплошной гул, сталкиваются автомашины, перемешались крики и гудки. Последний информационный радиовыпуск и последний слух передаются из уст в уста. Споры. Пыль. Неразбериха. Отчаяние. Удушающая жара».
– И поэтому он перебрался в Виши? Городишко-то крохотный, и живут там одни курортники.
– Какая ему разница?! Лишь бы подальше от немцев, а заодно и от де Голля.
– Он что, боится де Голля? Но ведь де Голль в Англии и он никак не может повлиять на положение дел во Франции.
– Еще как может! Вы только послушайте, что он сказал в своем радиообращении: «Эта война не ограничена лишь многострадальной территорией нашей страны. Исход этой войны не решается битвой за Францию. Это мировая война. И, несмотря на все ошибки, все промедления, все страдания, есть средства, достаточные для того, чтобы в один прекрасный день разгромить врага. Эти средства – безмерная любовь французов к своей стране и лютая ненависть к фашистским захватчикам. Я призываю к сопротивлению – сопротивлению на каждом сантиметре нашей истерзанной, но непокоренной родины».
– Теперь все ясно, де Голль для Петэна не просто соперник, а смертельный враг. Если французы пойдут за де Голлем, никакая стотысячная армия, которую немцы разрешили иметь Петэну, престарелому маршалу не поможет: в конце концов, она состоит из французов, и я не думаю, чтобы они в мгновенье ока полюбили Гитлера, гестапо и СС.
– Меня смущает не столько эта игрушечная армия – в конце концов, что это за маршал, если у него нет армии, сколько жандармерия. Вот здесь черным по белому написано, – ткнул он в газету, – что, так как порядок в оккупационной зоне обеспечивают немцы, всем французским жандармам предложено выехать в Виши. Представляете, сколько их там собралось?!
А эти парни сидеть без дела не любят, к тому же в качестве инструкторов к ним приставлены гестаповцы. Из этого я делаю вывод, что в петэновской зоне вот-вот появятся и концлагеря, и крематории, и газовые камеры.
– Ну, это ты хватил, – не поверил Борис. – Кого сажать-то? Этот ящик, – кивнул он на радиоприемник, – не раз сообщал, что, разгромив французскую армию, Гитлер взял в плен почти два миллиона французов. А ведь это наиболее активная часть населения.