Восхождение

Раньше сравнивал себя с другими, находил, в чем я их сильнее, и этим поднимался над людьми и подавлял их, упиваясь превосходством. Сейчас сравниваю себя с бесконечным Совершенством, отдаю себя восхищению Его величием — и взамен мизерной утраты своего самолюбия получаю дары столь богатые, что и оценить их в полной мере не в состоянии. А когда с благодарностью пытаюсь вернуть хоть малую лепту — от бесконечных Своих богатств, Создатель всех сокровищ снова и снова проливает на меня изобилие щедрот — замираю в радостном восторге и неустанном изумлении.

Строитель

Сдача объекта в эксплуатацию — дело хлопотное и неблагодарное. Комиссия заседает в отделанной убранной квартире, а мы с Федотычем «воюем» на теплокамере. Вообще-то парень он неплохой и работать с ним можно, только иногда с ним случаются странные завихрения, которые всех раздражают. Вот, например, сейчас стоим с ним и разглядываем совершенно идеальную теплокамеру. В моей руке акты сдачи работ, которые он должен подписать, а я — отнести на заседание комиссии и вложить в папку сдачи объекта. Теплокамеру своими руками строили для себя самих будущие жильцы дома, ставшие на время строителями для получения жилья. Загляденье, конфетка, а не теплокамера! Ну, не к чему придраться. Ан, нет, Федотыч стоит набычившись, надув и без того развесистые сливовые губы, и на все мои вопросы отвечает: «Не приниму!»

Подбегает к нам взволнованный Никитович и по-простому сует ему деньги, но Федотыч глубоко вздыхает, еще больше надувает губищи и снова: «Не приниму!» Подбегает возбужденный участковый Виктор Иванович, орет на нас, что мы последний акт задерживаем, комиссия, мол, уже «готова и созрела для подписи!…». Федотыч еще глубже вздыхает и снова: «Не приниму!»

— Не! Ты скажи, Федотыч, в конце концов, все мы люди, и я понимаю, что пришел твой звездный час. Понимаю, что тебе нужно с него что-то наварить, — участковый гулко лупит себя в грудь кулаком, покрываясь красными пятнами. — Это где-то даже понятно. Не ясно только чего ты хочешь: стакана, денег, по лицу… Говори, несчастный, говори!

— Сам такой! — изящно парирует Федотыч. Еще больше надувает губы и супит брови. — Не приниму…

— Сейчас вызову скорую психиатрическую помощь и самолично сдам тебя, — надрывается участковый. — В ресторане стол уже накрыт. Горячие закуски стынут, водка выдыхается, а ты, а ты… тьфу на тебя!

— Не приниму…

— Ладно, Федотыч, я хотел с тобой по-хорошему… Димка, давай мне этот …акт.

Участковый хватает бумажки и вприпрыжку бежит в подъезд, где заседает комиссия. Через минуту гробового нашего молчания под пораженческое сопение упрямца распахивается окно, и Василий Иванович, размахивая актами, победно кричит:

— Федотыч! Твой начальник за тебя все подписал. Видишь, чудо в перьях! Так что на банкет с нами не пойдешь!

Ладно, начальство пусть себе крючки в бумажках рисует и банкет кушает, а у нас тут дел еще — непочатый край. Вот уже — извольте видеть — с разных сторон, видя мое освобождение от сдаточно-комиссионных дел, бегут ко мне затаившиеся было в укромных местах прорабы разных субчиковых пород: отделочники, газовики, водопроводчики… Со всех сторон на все голоса звучит: «Сергеич! Дмитрий Сергеевич! Димка! Димуля! Генер-р-ра-а-ал!» Последнее — не мое воинское звание, увы, а всего-то сокращенное «генеральный подрядчик».

Спустя несколько часов, решив десятка три вопросов, выдержав канонаду упреков, требований и просто оскорблений, смотрю на часы, констатирую переработку на полтора часа и запрыгиваю в кабину персонального автомобиля.

— Вась, увези меня, пожалуйста, отсюда в тишину. Куда угодно, только в тишину.

— Поехали, — понятливо кивает мой добрый водитель и выруливает на трассу.

Едем мы с полчаса по шоссе, по обе стороны мелькают деревеньки, и я думаю, почему они так упорно жмутся к дороге. Неужели не разумно было бы им стоять в тишине полей и лесов? Задаю этот вопрос водителю.

— Так ведь здесь продавать лучше, — пожимает плечами Василий, — Вырастил что на земле, выставишь на дорогу и продается.

— А тишина? А воздух? Неужели им этого не надо? Неужели лучше, чтобы под твоими окнами гудели и выбрасывали тонны газообразной грязи автомобили?

— Может быть, им выгода дороже чистоты и покоя.

Наконец, машина сворачивает в лес. Здесь дорога, хоть уже, но асфальтовая. Василий вопрошающим взглядом ищет у меня одобрения. «Дальше и глубже», — командую. Снова сворачиваем в глубь леса по узенькой гравийной дорожке. По сторонам — смешанный лес. Водитель сбавляет скорость. За деревьями мелькает просвет. Мы направляемся туда. Выезжаем на пригорок.