Восхождение

Мы гуськом заходим в храм. Здесь полностью расчищен от мусора пол. Стало уютнее. Зажигаем свечи, привезенные с собой. Монах громко и вдохновенно молится. Мы, как можем, участвуем. Даже Боря, стоящий сзади, потихоньку крестится и слегка кланяется. Голос монаха наполняет храм, оживляет его, наполняет и нас радостным восторгом. Потом мы по очереди подходим к кресту, целуем его, благословляясь на послушание. Отец Виктор предлагает заделать пролом в заборе.

Подходим к полуразрушенной каменной ограде. Здесь стоят подмости в виде двух досок на деревянных колодах, лежит груда кирпича вперемешку с мусором. Рядом аккуратно сложен кирпич, очищенный от старого раствора. В полуржавом корыте намешана глина. По верху старой лежит слой свежей кладки, ровный, с тщательно подобранным под размер кирпичом, причем, безо всякой шнурки. Борис с Василием становятся на кладку. Мы с монахом замешиваем раствор и подносим кирпич. Монах, как и положено, шепчет Иисусову молитву. Потом по его настоянию принимаемся отбивать раствор со старого кирпича. Монах делает это с великой аккуратностью. Заметив мое недоумение, он поясняет, что эти кирпичи особенные, «намоленые».

Я тоже беру сросшиеся с раствором кирпичи, киркой сбиваю с них наросты. Потихоньку и сам наполняюсь благоговением. Обычно такая работа довольно быстро вызывает болезненные ощущения в мышцах и суставах. Но вот я присоединяюсь к Иисусовой молитве монаха — и тяжелый труд превращается в удовольствие.

С наступлением темноты вместо обычной усталости мы все чувствуем некую досаду, что вынуждены прерваться. Хором говорим о прожекторах и свете, но отец Виктор спрашивает с доброй улыбкой, а когда же молиться, трапезничать и отдыхать? Все, мол, Господь устроил не зря, всему свое время: время строить — и время отдыхать, время вкушать — и время молиться.

По лестнице входим в келью и рассаживаемся. Василий выкладывает на стол наши продукты, помогает открыть банки, развернуть упаковки и порезать, что нужно, на куски. Отец Виктор заваривает чай, молится, благословляет трапезу и спрашивает у Бори:

— Как тебе, сынок, не очень тяжело было?

Борис молчит, низко опустив голову, потом вздрагивает плечами и сквозь детский плач с трудом произносит:

— Отец, мне никогда… так хорошо… еще не было. Спасибо…

— А я что говорю? — весело подхватывает монах. — Да это счастье нам работать здесь. Это как в раю побывать. Да! Я сам работаю, работаю, и вдруг остановишься с кирпичом в руке и стоишь, слезы не можешь унять. Да такие слезыньки-то светлые, как воды райской реки. Вы знаете, там, в Царствии небесном река течет красоты неописуемой.

— Мне сейчас кажется, — улыбается уже вовсю Боря. — что я видел сейчас эту речку. И деревья на берегу.

— И цветы… — добавляет монах.

— И птичек… А еще там много света, — полушепотом произносит Боря.

— Ах, как обрадовал тебя Господь, Боренька! Вот как позвал Он тебя, Отец наш добрый и милостивый. Этот свет — слава Господа нашего. Что значит строить обитель-то Божию! А я, негодный, роптал, что меня сюда прогнали. Да наградили меня, как нищего мешком золота. Еще раз простите меня, окаянного.

— А что местные хулиганы, батюшка, не наведывались? — интересуется Вася.

— Приходили, — кивает монах. — Это они у меня мусор в храме-то убрали. Да такие работящие ребята оказались! А я на них тоже роптал, прости Господи. Это уж как сам грешен да горд, так и в других нехорошее видишь. Так мне Господь показывает правду Свою. Все люди добрые и хорошие, если ты сам такой. Слава Тебе, Господи, за вразумление! Слава Тебе.

Отец Виктор шепчет благодарение и медленно крестится. Снова улыбается:

— Ребятки-то эти деревенские… Вот какие тут дела! Прибежали ко мне и говорят, что вечером, как стемнело, свет увидели над лесом. Вроде северного сияния. С переливами такими… Как раз там, где наш монастырёк стоит. Вот как. Не побоялись, прибежали сюда и увидели, что весь монастырь светом лучится. Говорят, что звали меня, да не услышал я, видно спал с устатку, — смущенно улыбается он.

Боря все это время неотрывно глядит на монаха. Ест он только черствые сухарики из холщевого мешочка, подставив ладонь, чтобы ни единая крошка не просыпалась. Пьет только чай с медом, маленькими глоточками. Всем существом льнет, тянется и во все глаза зачарованно смотрит на монаха.

Операция захвата

«Объект» сразу по приезду звонит мне и подавленным голосом сообщает, что он поселился в гостинице, сейчас немного отдохнет и готов в восемь вечера встретиться со мною.

Да, парень, тебя ожидает не легкая прогулка, но жестокая сеча, потому желаю тебе сил, терпения и разумения. Последнее время много думаю о Степане, настойчиво моля помощи у Господа. Удивительно мне, тревожно и радостно одновременно принимать участие в явном претворении воли Божией. Еще и еще раз Господь показывает нам, сколь дорога Ему душа каждого человека — вон сколько людей, средств, денег, немыслимо запутанных деловых комбинаций задействовано. И все для обращения к вере и спасения души, испуганного, унылого «русского американца».