Восхождение денег

Увеличение популяции хедж-фондов легко объяснить тем, что они в среднем показывают довольно неплохие результаты при низкой волатильности и небольшой корреляции с другими инвестиционными институтами. Но прибыли их все равно падают. По данным Hedge Fund Research, с 18 % в 1990-х они снизились до 7,5 % в период между 2000 и 2006 годами. Более того, все больше сомнений в том, что прибыли хедж-фондов действительно отражают более высокий уровень управления активами по сравнению с общим движением рынка¹⁰⁴. Другое объяснение состоит в том, что покуда хедж-фонды существуют, они приносят колоссальные деньги своим менеджерам. Джордж Сорос заработал в 2007 году 2,9 миллиарда долларов, что больше, чем положил в карман Кен Гриффин из “Цитадели” или Джеймс Саймонс из “Ренессанса”, но меньше, чем 3,7 миллиарда, которые принесла Джону Полсону игра на понижение субстандартных ипотек. Как заметил Джон Кей, если бы Уоррен Баффет брал с инвесторов плату по схеме “2+20”, то он оставил бы себе 57 миллиардов долларов из 62 миллиардов, которые его компания заработала инвесторам за минувшие сорок два года¹⁰⁵. Сорос, Гриффин и Саймонс – без сомнения, выдающиеся фондовые менеджеры, хотя они и не переплюнули в своих умениях Баффета. Именно поэтому управляемые ими фонды выросли так сильно в минувшие десять лет. Сегодня существует около 390 фондов с активами, превышающими 1 миллиард долларов. Верхние сто суммарно управляют 75 % всех активов, а у первых десяти в управлении 324 миллиарда долларов¹⁰⁶. Но и средней руки жулик вполне может создать хедж-фонд, собрав 100 миллионов с податливых инвесторов и применив достаточно простую схему.

1. Он вкладывает 100 миллионов в казначейские облигации США доходностью в 4 % годовых.

2. Это позволит ему продать 100 миллионов опционов по цене 10 центов за доллар. Опционы будут предъявлены к погашению, если индекс S&P 500 упадет более чем на 20 % в будущем году

3. Полученные от продажи опционов 10 миллионов долларов он опять тратит на казначейские облигации США, что позволяет ему продать еще 10 миллионов опционов и получить 1 миллион долларов.

4. Он уходит в долгий отпуск.

5. С вероятностью в 90 % индекс не упал к концу будущего года более чем на 20 %, так что он ничего не должен владельцам опционов.

6. Теперь он подсчитывает прибыль – и миллионов от продажи опционов плюс 4 % от облигаций на по миллионов принесли ему 15,4 %.

7. Он кладет в карман 2 % от общей стоимости активов в управлении (2 миллиона долларов) и 20 % от прибыли, превышающей, скажем, 4 % – в сумме дает чуть больше 4 миллионов долларов.

8. Вероятность того, что таким образом фонд может существовать и работать более пяти лет, – 60 %. Если индекс не провалится больше чем на 20 %, наш управляющий заработает 15 миллионов, даже если больше никто в его фонд не вложит ни копейки¹⁰⁷.

Возможно ли, что десять лет спустя после краха LTCM все повторится вновь, но теперь с участием такого количества фондов и псевдофондов, что на спасение их просто ни у кого не хватит средств? Можно ли утверждать, что стабильности западных банков хедж-фонды и связанные с ними риски угрожают еще больше, чем в 1998 году?[74] И если да, то кто сможет дать им кредит последней надежды? Ответы на эти вопросы мы найдем не на другой планете, а на другом конце планеты нашей.

Кимерика

Многим кажется, что финансовая история – дела давно минувших дней, как, например, история Китая эпохи императоров. У рынков короткая память. Многие молодые трейдеры не застали азиатского кризиса 1997–1998 годов. Те, кто занялся финансами после 2000 года, видел лишь семь тучных лет. Фондовые рынки росли. Росли рынки облигаций, сырья и деривативов. Короче говоря, росли все активы. Шли хорошо дела и у тех, кто зарабатывает на больших бонусах финансистов – от виноделов Бордо до строителей яхт. Но эти годы были странными. Рынки росли, несмотря на повышение учетных ставок, торговых дефицитов и политических рисков, особенно в богатых нефтью районах. Ключ к этой загадке лежит в Китае¹⁰⁸.