Восхождение Хоноса

– Алло? Уже добралась, в порядке? Амикус, подлец, только и написал «все ок», – пародировала Оля безэмоциональный тон. – Как ты там?

– Я-то что, – бормотала Леся, все еще туго соображая. – Я в восторге от вашего подарка, честно, даже слов нет… Вы как? До сих пор не верю, что все взаправду творится…

– Мы в порядке. Пока, во всяком случае, – в привычно бодром голосе Оли звучало смятение. – Отец тебе вечером позвонит. Сейчас мы снова поедем на вызов, я тебе даже передать не могу, как все это странно. Казалось, такое только в фильмах бывает, и вот ты это делаешь, собственными руками, а глаза говорят: «проснись, это просто кошмар».

– Да уж, – только и смогла выдавить Леся, которая даже не знала, какой ответ был бы уместным на такие слова.

– Ты мне, главное, обещай вот что: если пойдут слухи о закрытии аэропортов, немедленно уезжай. Поняла?

– Конечно, – слукавила девушка. – Сразу же забронирую обратный билет.

Она понимала, что может сделать глупость, возможно даже, самую большую в своей жизни, оставшись в Ленинске, но остановить ее было некому.

– Тогда на связи. Обнимаю.

– Еще раз спасибо за подарок! – успела выкрикнуть девушка, перед тем, как связь прервалась.

Оставшись наедине с пленившем ее в детстве произведением искусства, Леся опустилась в мягкое кресло-мешок и, внезапно ощутив физическое и моральное бессилие, крепко заснула.

Я же, пока девушка мирно посапывала, растворившись в складках темно-рыжего бархата, принялся рыться в ее воспоминаниях и мечтах. Это всегда было моей любимой частью всякого людского сознания; ведь именно грезы и ностальгия, сопровождая путь человека, делают его ярче или мрачнее время от времени. Ему легче переживать обыденность, когда в ней находится место приятным образам искаженной памяти. Ваша слабость, такая милая и непонятная моей природе.

И, с какой-то стороны, за тысячу с половиной лет мало что изменилось в человеке, именно в течении его жизни. Так же веселы и легки года ребенка, так же запутано и мучительно время от времени отрочество. Во взрослую жизнь моя питомица еще не вступила, поэтому трудно было сказать достоверно, что ее ждало в мире ответственности, однако, судя по Лесиным воспоминаниям, тот мир немногим отличался от римского общества, каким я его запечатлел. Только в XXI веке эти «взрослые» спросили бы меня: «А как ты хранишь длительные воспоминания, если у тебя нет гиппокампа, Хонос?». Они думают, что теперь человеку уже известно собственное тело и то, что им управляет…

«Ни черта не известно вам. Кусочно воспроизвести не значит понять», – ответил бы я с усмешкой, потому что и сам толком едва ли могу описать словами, что из себя представляю. Последний моей надеждой, на удивление, остаетесь вы, род человеческий. Ибо, как зеркало, я вижу в вас себя и в искусстве единственно могу себя познать.

– А ты вообще не затыкаешься, да? – пробормотал вдруг искаженный, неестественно ослабевший голос Леси, которая, как мне казалось, мирно смотрела свои другие сны.

– Ты это мне?! – удивившись, воскликнул я, внезапно обнаружив, что обладаю собственным голосом. Он, кстати, оказался довольно приятным, вкрадчивым таким, бархатистым.

– Конечно тебе, странное нечто! уже часа три как шаришься в моей памяти, как в грязном белье. Ты правда думал, что я не замечу этого?

– Со мной никогда не разговаривал смертный… – оторопев, пробормотал я, и тут же «сейф» с очередным воспоминанием передо мной закрылся. – Я думал, о моем присутствии вы едва ли догадываетесь.

– Так и было. Вернее, так и будет наверняка тоже. Когда я проснусь, не удивлюсь, если забуду этот фрагмент сна, – хмыкнула Леся. – Но не суть. Перестань лезть в мое личное, понял? Не твое дело собачье, с кем я пью и сплю.

– Фу, как грубо!

– Да потому что пошел вон, индюк!..

Хлоп. Я больше не мог видеть ни частички ее прошлого, будто своей невидимой рукой она закрыла мне доступ к нему.

Тут девушка резко открыла глаза и обнаружила себя лежащей во полутьме. Солнце уже зашло, но багровое зарево, пробиваясь через окно мастерской, освещало приятным светом картину и меня на ней.

– Хонос, – пробормотала она. Чувствовала девушка себя паршиво после дневного сна.

Леся, как и предсказывала, не помнила ни секунды нашего разговора. Лишь имя Хоноса пришло ей на уста, что стало моею удачей. Ведь, если она так ловко прогнала меня из своего сна, ничто не мешало ей сделать то же самое в бодрствовании! Признаюсь вам, я не на шутку испугался. Да уж, кто бы мог подумать, что я испугаюсь какой-то низшей сущности, человека?!

– Хонос, – выдохнула Леся снова, поднимаясь с кресла. – И что же ты мне снишься, странный божок…

Божок?! Как ты меня, пигалица, назвала??

Девушка провела рукой по стене, чтобы включить свет, однако рычажок почему-то не сработал. По всей видимости, Отец не успел заплатить за электричество.

«Только этого не хватало, теперь придется выйти из дома!..» – вздохнув, недовольно подумала Леся, однако ничего не попишешь. Вот и началась самая что ни на есть взрослая жизнь.