Одиннадцатого января в Лондоне был праздник, всенародный и красочный. Вожди оппозиции, можно сказать, вырванные из лап короля, с триумфом возвращались в парламент. Их везли Темзой в нарядно украшенной лодке, под празднично убранным балдахином. За ней следовали разодетые в лучшие одежды перевозчики, лодочники и прочие труженики реки в шлюпках, лодках, баркасах и яликах. По левому и правому берегам стройной линией шли вооружённые ополченцы в боевом снаряжении. Их сопровождали толпы ремесленников, подмастерьев и мелких торговцев. Настроение было победное, бодрое. От полноты чувств ополченцы стреляли в воздух. Проходя мимо Уайт-холла, толпа остановилась с вызывающими насмешками, с потешными выкриками:
— Где нынче король? Где нынче его кавалеры? Что с ними сталось?
Вновь водворившись в Вестминстере, вожди оппозиции воздали благодарение гражданам Лондона, властям Сити, шерифам, введённым в зал заседания. Не успели представители нации приготовиться к заседанию, как явилась депутация от четырёх тысяч сельских хозяев и свободных крестьян из графства Бекингэмшир, родины Гемпдена. Они представили нижней палате петицию, в которой обвиняли лордов-папистов и дурных советников короля. Вторая петиция предназначалась верхней палате. Третью петицию они должны были передать государю. На лентах простых чёрных шляп была написана клятва: жить и умереть вместе с парламентом, кто бы ни оказался его врагом.
Праздник закончился. Джон Пим, самый прозорливый, раньше и точнее других оценил положение, в которое король своим отъездом ставил страну. С одной стороны, вся полнота власти, законная и неоспоримая, следовала за монархом и теперь находилась в Виндзоре, а парламент без короля, согласно обычаю и конституции, терял законную силу. С другой стороны, из Виндзора исходила угроза войны. Сторонники парламента, готовые умереть за короля, доносили ежедневно, чуть ли не ежечасно, что туда стекаются вооружённые кавалеры, что не прекращаются тайные совещания, на которых уже решено отправить в Голландию королеву с драгоценностями короны, чтобы закупить оружие и военное снаряжение и добиться помощи английскому владыке от европейских монархов-папистов.
Перед этой угрозой парламент был безоружен. Он не имел права набирать армию, несмотря на то что его поддерживал вооружённый народ. Масса ремесленников, подмастерьев, мелких торговцев, сельских хозяев, свободных фермеров и арендаторов, действительно готовы были умереть за короля, однако призыв к народу, в соответствии с конституцией, был мятежом, который король не только был должен, но обязан истребить огнём и мечом. Таким образом, все преимущества оказывались на стороне монарха.
Необходим был решительный шаг, и Джон Пим без колебаний сделал его. Уже тринадцатого января по его настоянию нижняя палата приняла декларацию. Декларация объявляла королевство в состоянии обороны. Парламент по-прежнему не хотел разрывать с королём, он только хотел управлять вместе с ним, и потому декларация определяла, что набирать войска, назначать комендантов крепостей и начальников складов имеет право государь, но после утверждения его распоряжений парламентом. Это была мудрая и мирная декларация. Она могла примирить венценосца и парламент. Прими её лорды на своём заседании, скрепи её король своей подписью и печатью, и гражданская война была бы исключена.
Ни у лордов, ни у короля не обнаружилось ни благоразумия, ни тем более мудрости. Палата лордов отказалась утвердить декларацию, поскольку она противоречила конституции, по которой монарх обладал единоличным правом набирать войска и назначать командиров, начальников и комендантов. Лорды строго соблюдали букву закона, но тем самым вынуждали представителей нации действовать помимо закона. Декларация была напечатана и распространена. Народ познакомился с ней и встал на сторону парламентариев, страшась, что, обладая единоличным правом набирать войска, Карл не сегодня-завтра разгонит парламент и народ останется без защиты от его произвола.