Восхождение на Макалу

Экспедиция не может обойтись без пролетариата Арунской долины, без его помощи мы не смогли бы доставить в базовый лагерь у подножия Макалу девять тонн грузов. Перетаскивание девяти тонн всевозможных вещей, среди которых были предметы очень ценные, в такую даль, в неприступные уголки гор представлялось этим людям непонятной, бесполезной игрой. Хотим мы этого или не хотим, мы используем существование классовой пропасти в близком к феодализму обществе, потому что не можем обойтись без носильщиков, которым платим по нашим представлениям мизерную плату: десять-двенадцать рупий в день (приблизительно один американский доллар). В беге времени, которое над реками России, Чехии или Словакии течет иначе, чем над рекой Арун, чье название «Заря» звучит почти революционно, наше отношение к нанятым носильщикам выглядит анахронизмом, создающим для нас трудности во взаимоотношениях с носильщиками, а иногда и с собственной совестью.

Построенный и все еще немного недовольный караван двигается по долине.

Вдруг рой верещащих зеленых попугайчиков пролетел над порогами Аруна.

Когда я перечитываю прекрасную книгу Владимира Прохазки об экспедиции на Аннапурну, мое внимание всегда останавливает фотография диких гусей, летящих над горами. В этот момент я вспомнил о них. Ведь мы хотели увидеть диких гусей, летящих к северу!

По высохшему руслу реки, по песку, гальке и грязи группками идут носильщики. Идут «индейцы» и молоденькие девушки, которые несут тяжелые чемоданы с лекарствами, идут дети и матери с грудными младенцами. Влюбленные парни и девушки берутся за руки, когда тропинка становится шире. Шагают беднейшие из пролетариев, счастливые бедняки, шагают распевая песни, тяжело дыша, когда тропа карабкается по вымоинам берега или взбирается на утес. Идут счастливые люди, потому что они не умеют долго сердиться или волноваться. Они минуют зеленые рощи и белые берега, раскаленные солнцем, следуют за поворотами реки, двигаясь все время на север, где в зеленых волнах предгорий вырисовываются сверкающие белизной Гималаи.

Рой темно-зеленых попугаев, вереща, опускается в рощу банановых деревьев. Караван двигается дальше по отложениям, намытым рекой, которая называется Заря.

Песок пышет жаром. А дальше тропинки, почти как в парке, взбираются вверх по осеннему лесу, в котором абсурдно благоухает жасмин вопреки тому, что с деревьев слетают разноцветные листья и лес дышит тлением. Цветет боярышник, на рододендроне кровавыми каплями распускаются цветы.

Мы разбиваем лагерь на поросшей травой отмели у слияния Аруна с рекой Сава Кхола, несущей свои чистые, обильные рыбой воды с востока. Вечерний покой располагает к писательству. Сидя на экспедиционных ящиках, альпинисты, подобно Гаю Юлию Цезарю с его «Записками о Галльской войне», пишут каждый свой дневник: «О трудных переговорах с мятежными туземцами и о взятии в плен Верцингеторикса». Ведь каждый мнит себя стратегом и полагает, что в синем альпинистском рюкзаке несет на спине маршальский жезл и ключ от врат Макалу.

В это время шерпы пьют слишком сладкий чай и едят рис в количествах, превышающих дневную норму. В джунглях вокруг лагеря горят костры, звучит веселый смех носильщиков. В то время, как женщины кормят детей и судачат о своих делах, в которых мы ничего не понимаем, общество чешских и словацких писателей, совершающих паломничество по восточному Непалу, наслаждается отдыхом, как поэты периода Возрождения на Ораве или в Чешском раю.

Аэродром в Тумлингтаре устроен на ровной, как стол, речной террасе, поросшей травой, которую уничтожают не овцы, а потоки дождевой воды, уносящие глинистую почву в реку Заря. Самолету едва хватает места, чтобы приземлиться, взлетает он прямо над пропастью долины. На этот аэродром прибыла осенью 1972 года югославская экспедиция к Макалу, избежав тягот пути, который мы только что завершили, избежав жары, мучений с носильщиками, сэкономив силы и деньги. Однако югославы ничего не узнали о реке Арун. Они не видели над речными волнами вершину Макалу, когда, освещенная восходящим солнцем, она сияет над синим лоном долины.

С офицером связи мы идем к простому низкому зданию. Там никого нет. На аэродроме нет постоянного сторожа. И рации тоже.

Кхандбари — последнее из более или менее крупных поселений (это скорее село или городок) на пути к Макалу. Но и здесь нет ни радиосвязи, ни телефона, ни телеграфа. С миром нас будут связывать только почтовые скороходы. Здесь у пилота, который раз в неделю — в случае летной погоды — прилетает из Катманду, они будут забирать посылку для нас и передавать ему сверток с нашими письмами.