Минуту-другую спустя Локомотив неожиданно задвигался без всякого предупреждения, если не считать жуткого скрежета, и начал выпускать столбы пара. Похоже было, что все это время он думал о чем-то другом, но теперь с глухим звуком вернулся в свое тело, как человек, севший в автомобиль. Локомотив потом сжался, растянулся и начал задом выезжать из вестибюля. Подмостки закачались от резкого движения, пол подо мной наклонился, затрещали подпорки и загремели шурупы, и я, держась за раненое плечо, покатился прочь от толпы и прямо вниз, лишь в последний момент успев обхватить здоровой рукой одну из шатких железных подпорок.
Простреленное плечо мешало двигаться, и я не мог ни забраться обратно наверх, ни спуститься. Вместо этого я болтался под потолком вестибюля и наблюдал, как медленно двигается Локомотив.
Похоже, он отступал. Отступление было не в природе Локомотива – это было ясно по одному его виду. Парные оси, словно руки гигантов, выгнулись, пытаясь двигать колеса размером больше дома моего отца. Возможно, Локомотив двигался бы быстрее, если бы не погрузка и разгрузка, все еще не окончившиеся, и, когда он задвигался, линейные посыпались со ступенек прямо ему под колеса. Из вагонов начал вываливаться груз; помимо бетона, консервов и винтовок в нем находились ракеты, некоторые из которых взорвались в нескольких ярдах от головы Локомотива. Одна за другой яркие вспышки осветили вестибюль.
Я раскачивался до тех пор, пока не зацепился ногой за штырь, торчащий между двумя подпорками, после чего попытался оттолкнуться и снова запрыгнуть на платформу. Подняв голову, я увидел, что от толпы отделился человек, пытавшийся взобраться по ступеням подмостков. У него были всклокоченная борода, плоский берет и коричневый пиджак, а в руке он держал большой красный камень. Поравнявшись со мной, человек пнул меня в локоть, но недостаточно сильно, чтобы я выпустил подмостки, – думаю, его мысли были заняты чем-то более великим.
С криком «Республика Красной Долины возродится!» человек встал перед Локомотивом Кингстон, подняв над головой зажатый в обеих руках камень.
Сначала ничего не произошло. Мужчина даже успел продолжить речь, сказав что-то о правах человека, будущем, свободе, мире и простых людях.
Не поверите, но я его, кажется, знал – до Битвы за Джаспер он работал кем-то вроде редактора в «Джаспер-сити Ивнинг-Пост», и я видел его вместе с мистером Карсоном.
Но, впрочем, я отвлекся.
По-прежнему ничего не происходило. Мужчина опустил камень и посмотрел на него, словно не мог понять, что это. Затем он поднял глаза на черную маску Локомотива, огромную, больше сарая, круглую и равнодушную, как циферблат часов знаменитой Территориальной башни, стоявшей когда-то в Джунипере.
Похоже, что, хотя я родился без чувства опасности, оно оказалось очень похожим на мускулы, и за долгие годы я здорово его натренировал. Я не знал, что будет дальше, но мне казалось более безопасным попытать счастья в прыжке, чем оставаться на прежнем месте.
Я отпустил мостки. Пока я летел вниз спиной вперед, Локомотив заревел, и из его решеток вырвалось огромное облако серо-белого пара, поглотив мостки, облупив с них краску, покорежив дерево и сварив беднягу редактора живьем, прямо с камнем в руке.
Мне повезло – я упал на линейного офицера, сломал ногу, но в остальном не пострадал.
Локомотив Кингстон двинулся прочь от станции, по пути набирая скорость. Всего через две-три минуты он исчез из виду, оставив позади только дым и жар. Некоторое время в вестибюле еще кипела борьба, но меня подобрали два офицера Линии и увезли в место, которое они называли безопасным, а я называл тюрьмой. Со сломанной ногой и простреленным плечом я мог только опереться на плечи линейных и идти, куда меня вели.
– Кто это? Кто эти люди? Что происходит? Погодите… – бормотал я по дороге.
Я до сих пор не знаю, кем были люди, собравшиеся около Локомотива. Их было не меньше сотни, и, скорее всего, большинство из них было рабочими с фабрик и боен, имевшими отношение к Республике только в своем воображении. Больше мне ничего не известно.
В общем, после того происшествия линейное начальство решило, что в Джаспере слишком опасно, и перевезло меня в Гибсон, а через шесть недель – в Хэрроу-Кросс, вместе с уникальной пишущей машинкой старика Бакстера, адъютантами, инженерами и Проектом Рэнсома, то есть вместе с бомбой.
Глава тридцатая
Информация