Читаем Восхождение. Современники о великом русском писателе Владимире Алексеевиче Солоухине полностью

В этот комитет был выбран и я. Однажды мне было поручено собрать членов комитета на очередное обсуждение программы действий. Я, набрав номер телефона Владимира Алексеевича, сообщил ему, что хочу сказать читателю про очередную нападку искусителя. Владимир Алексеевич к моему вопросу отнесся неодобрительно, сказал: «Ну, что мы можем сделать с этими копеечками? Построить баньку? Ну, купить танк? – Потом, помолчав, с горечью произнес: – Нам надо самораспускаться». Я возмутился и бросил ему: «Ну и самораспускайся!.. а мы останемся». Я повесил трубку. Досадно было…

И – Владимир Алексеевич не самораспустился. Господи, прости ему, одному из первых в стране борцов за восстановление храмов, монастырей, русской культуры, литературы, монархии за эти сомнения, метания. И его первого в восстановленном храме отпевал сам Патриарх Всея Руси Алексий Второй. На могиле народ воздвиг монументальный гранитный крест – великому русскому писателю, страдальцу, борцу, всегда любящему Россию.

На одной из досок радетелей за восстановление Храма Христа Спасителя на видном месте теперь уже золотыми буквами вписана и его фамилия навечно. Однажды над его могилой я прочитал список организаторов общественного движения за восстановление Храма Христа Спасителя. В нем были: Владимир Алексеевич Солоухин, Владимир Петрович Мокроусов, Владимир Николаевич Крупин, Георгий Васильевич Свиридов, Валентин Распутин… Прости меня, дорогой Владимир Алексеевич, за дерзость.

А теперь – о копейках. Так случилось, что меня выбрали старостой инициативной общины, а мою жену Валентину – казначеем. Вечерами приходилось считать эти золотые народные копейки на храм. Они бесценны. А иной раз в копилку бывал брошен трамвайный билетик. Это ясно, какая-то старушка от неимения денег (никакой денежки) бросала Господу хотя бы трамвайный билетик. Весь христианский мир ждал возрождения поруганного храма Христа Спасителя. А олигархи подсовывали золотые слитки, ограбив народ до ниточки, и они оказались хуже ржавых.

И дай Бог всем живым счастья и здоровья, а кто не дожил, прости, Господи, всем им грехи вольные и невольные.

Георгий Докукин Былое и думы

В который раз возвращаюсь я из поездки в село Алепино. Оно расположено во Владимирской губернии. Здесь жил, работал и тужил Великий Русский Поэт и Писатель Владимир Алексеевич Солоухин. Русские люди, имеющие свою национальность и знающие его творчество, почитают село, дом, в котором он жил, дорожки, по которым ходил, колодец, деревья и кладбище, где покоится тело, как святыню. Любой, кто имеет национальность, даже если он и не русский, всегда с теплом и любовью отнесется к месту, где жил Владимир, помнящий свое родство и воспевавший его в своих произведениях. А вот тот, кто не дорожит своей нацией, а потому относится и к другим нациям с пренебрежением, а к их чувствам со скепсисом, может постараться оспорить любое теплое чувство и утверждение. Он оспорит и величие Владимира Алексеевича, будучи сам маленьким человечком, или придерется к слову «тужил», не зная, что такое боль за другого. Владимир же Алексеевич жил болью и радостью других людей, потому-то он и Личность. Посмотрите на все его творчество: от него веет тугой думой настоящего человека – крестьянина – христианина – о земле Русской, земле бедной при всем богатстве своем, земле родной, но принадлежащей другим, земле, на которой почивает благодать Божия, но которую раздирают дьявольские игры врага рода человеческого и страсти талантливейших русских людей, утопающих в греховности. Разве он об этом не думал? Разве не скорбел? Еще как думал и скорбел! Об этом вся его поэзия и проза, все что он написал и о чем с болью кричал со сцены.

Именно со сцены и началось наше знакомство. Впрочем, самого знакомства и не было. Познакомился лишь я, а он читал, зал же, как завороженный, разинув рот, внимал его стихам. Когда же загремело громогласным оканьем:

Россия еще не погибла,

Пока мы живы, друзья…

Могилы, могилы, могилы —

Их сосчитать нельзя, —

зал встал, ощутив единение духа, подтверждающееся пророческими словами поэта.

Россия – одна могила,

Россия – под глыбой тьмы.

И все же она не погибла,

Пока еще живы мы.

Держитесь, копите силы,

Нам уходить нельзя.

Россия еще не погибла,

Пока мы живы, друзья.

Россия! – о ней мечтают многие, чуть ли не все в нашем подлунном мире. Каждый ее видит по-своему. Но какой ее видел Владимир Алексеевич и о какой России мечтал? Прежде всего он мечтал ее видеть свободной.

Свобода для него означала не демократию, а полное освобождение от той заразы, о которой без прикрытия пишет он в книге всей своей жизни под названием «Пятая ступень».

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное