Летом 1942 года Робада был разлучён с женой и соратниками. Под фамилией Фернандес в чине лейтенанта он, раненный в глаз, угодил в плен к советской армии. Из-за наколки на левом плече Робада не удалось утаить своей службы в фаланге. Попав в лагерь военнопленных, он представился командиром роты Бачетом. В феврале 1944 года Пётр Горбенко, скрывающий свои взгляды коллаборационист, дал Робада рекомендательное письмо, являющееся для него фактически пропуском в Испанию. В марте Робада благодаря связям с коллаборацией совершил побег и добрался до своего логова. При всём при том он смог разыскать новый паспорт на имя рабочего из Мурсии и под этим именем устроился на медеплавильный завод. В 1948 году завод закрылся, после чего Робада устроился рабочим на лесопилке, где потерял руку. С помощью туринского пастора ему удалось достигнуть Южного Тироля, где удача вновь улыбнулась ему – он нашёл временный приют в францисканском монастыре в Больцано. Далее, пользуясь помощью немецко-католического окружения австрийского епископа Алоиза Худаля в Ватикане, бежал в Чили. На этот раз фалангист назвался Теодоро Монедой. Это имя значилось в паспорте беженца, оформленном Международным комитетом Красного Креста в Женеве. В 1952 году в Чили перебралась его супруга. Они скрывались в бедной гостинице. Робада был отличным военным специалистом, но ввиду инвалидности не мог рассчитывать на службу в армии. Тогда они с женой открыли свой придорожный магазин. Потом у Робада родился сын, которого назвали Бениньо. Дела шли относительно неплохо, но постепенно бизнес перестал приносить семье прибыль. Робада разорился. Потеряв работу, он лишился всего, что у него было. Денег не хватало даже на гостиницу. При наличии магазина семья могла позволить себе снимать квартиру. Робада брал кредиты за кредитом. Долги так и не были погашены. Так Теодор Монеда попал в долговую тюрьму. Там он стал понимать, что всё больше теряет зрение из-за травмы, полученной на войне. В итоге он ослеп и на второй глаз. Отсидев срок, Робада спустя месяц обнаружил, что его жена вместе с сыном живут в грязном бараке самых нищих трущоб. Жена Робада, как всякая женщина и мать, больше всего переживала о сыне.
– Мой Бениньо умрет от голода, – говорила она. – У нас так мало денег для существования!
В то время семья Торрес еще жила в трущобах. Робада оказался их соседом. Дом их невозможно было назвать домом, он выглядел в сотню раз хуже даже дома семьи Торрес. Однажды Мерседес Торрес увидела, как из дома на порог выбежала женщина и стала плакать навзрыд.
Мерседес подошла к женщине и спросила, что случилось.
– Это не ваше дело! – закричала женщина.
– Может быть, я смогу помочь, – сказала Мерседес.
– Чем вы мне поможете, если у моего мужа выявили рак крови?! – крикнула охваченная безумием женщина, долго и пристально глядя на соседку. – У моего мужа рак крови, а маленького сына нечем кормить!
– Мы люди нищие, но честные, – стала говорить Мерседес, готовая всегда отдать другим последние крошки. Её глаза наполнились слезами.
– Помогите нам, прошу! – закричала жена Робада (а это была она) и упала на колени, хоть и понимала, что соседи мало чем могут помочь им.
– Не расстраивайся, милая! – послышался мужской голос. Робада, вертя в руках указку, вышел из барака.
– Вот что, проходите к нам, – произнесла Мерседес. Жена Робада зашла в барак за ребёнком и, взяв за руку мужа, направилась за Мерседес.
– Элизио! Накрой на стол! У нас гости! – сказала мать сыну.
Элизио выложил на стол всю скудную пищу, которая у них была.
– Ваша доброта не знает границ! – сказала жена Робада.
– Что с вами случилось? Как вы сюда попали? Раньше я вас здесь не видела, – стала спрашивать Мерседес.
– О, это очень горькая история! – начал рассказывать Робада. – Всё началось с высадки в Нормандию. Там я потерял руку и ослеп на один глаз. Потом я вернулся домой к матери в Сантьяго. Она прожила только год, а затем умерла. Я простой рядовой и поэтому неграмотен. Возможности выбирать работу у меня нет. Кое-как я устроился работать швейцаром, но вскоре заведение, где я работал, закрылось. Я искал другую работу, но так и не смог ее найти. Вскоре я погряз в долгах, окончательно потерял зрение, и у нас больше ничего не осталось, кроме нашей друг к другу любви, воплотившейся в нашей крохе.
Робада лгал. Подло лгал и не стыдился. Он был из тех, кто, стоя у края бездны, всё же смотрит на противоположную сторону, норовясь допрыгнуть до неё. Он проклинал коммунистов каждый день. Не было ни дня, чтобы жена не услышала: «Эти чертовы коммунисты!», «Красная сволочь!», «Пропади пропадом эта советская армия!» или «Я, офицер испанской армии, превратился в нищего калеку! Всё из-за этих тварей!»
– Хоть потише б возмущался! – сначала заявляла жена мужу.
– Ещё какая сволочь! – говорила она теперь, но никогда и ни с кем не обсуждала свои политические взгляды. Робада был хитёр и лукав, хоть глаза его и были покрыты пеленой слепоты.
– Я сварила суп, – сказала Мерседес. – Мальчик голоден. Я покормлю его.
– Спасибо вам! – воскликнула жена Робада.