Восхождение свободы (СИ)

Бениньо слышал эту песню много раз. То играла она в чьей-то машине, то её напевали соседские дети, то её мелодия звучала на параде. Из-за того, что она звучала так часто в его жизни, он невольно запомнил ее, хотя никогда в жизни и не пел по идеологическим причинам. Глаза его были наполнены слезами, а на щеках запеклась кровь. Он растерянно оглядывался по сторонам, а потом решил присоединиться к Торресу. Вместе они пели: Борьба идёт!

Воспрянет наш народ!

Для жизни мы

Построили оплот!

Наш строй встает

За счастье воевать!

Бениньно подвинулся к Торресу ближе. Глядя на Элизио, он вместе с ним продолжал петь:

Наш крик войны

Как сотни храбрых криков

Позовёт

Сонм нот

Свободу защищать!

До той поры

Отчизне воевать!

Народ наш воспрянет!

Оковы сломает!

Отряды гиганты!

Вперёд, команданте!

Народ наш единый!

В борьбе непобедимый!

Народ наш единый!

В борьбе непобедимый!

Бениньо посмотрел на Элизио. Торрес протянул ему окровавленную руку.

– Камрад! – сказал Бениньо и взял Элизио за руку. В глазах стояли слёзы горечи, сожаления и разочарования.

========== XIII Человек без убеждений ==========

Комментарий к XIII Человек без убеждений

Вихри враждебные веют над нами,

Тёмные силы нас злобно гнетут.

В бой роковой мы вступили с врагами,

Нас ещё судьбы безвестные ждут.

Варшавянка

Педро, одетый в чёрный свитер и чёрные брюки, сидел на трибуне, закрыв глаза руками. Он еле сдерживал слёзы.

– Как же я мог такое сказать? Как? Как я мог отвернуться от тех, с кем был на протяжении всей жизни? Элизио теперь никогда не простит меня. Я жалкий трус! Я уронил лицо перед нашими врагами. Человек без убеждений, одноклеточная амёба! Не принципов, не идей, не бесстрашия, не души!

Педро вспомнил, как в детстве мыл кухонный нож и чуть не порезался о него. Сердце его тогда дрогнуло, и он подумал, каково это, когда тебя так убивают. Мучения страшнее смерти, как приклад страшнее жерла.

Педро чувствовал себя ничтожеством. Ему хотелось броситься под пули.

– Разве могу я после этого называться марксистом? – думал он. – Разве достоин я быть коммунистом?! Какое малодушие! Какая слабость! Я трус и изменник! Они потащили Элизио в карцер! Они убьют его! Если бы только я мог поменяться с ним местами!

Сантьяго Теодорес сидел в другом секторе. Он думал о предательстве Марко и страхе Педро. Терять было уже нечего. Сантьяго боялся только за товарищей, а страх за себя признавать отказывался. Он кинул взгляд на загороженный сетчатым забором бассейн. Около воды сидели женщины, завернутые в одеяла. Сантьяго Теодорес глубоко вздохнул. Послышался резкий крик. Сантьяго оглянулся. Принц избивал четырнадцатилетнего подростка кнутом.

– Давид Кабрера, значит! – орал Принц, замахиваясь кнутом. – Мало того, что марксист чёртов, да ещё и жид! Получай! Получай, отребье!

Одежда на юном марксисте была разорвана. На коже алели полосы, оставшиеся от ударов.

Хуана, сидевшего рядом с Сантьяго, ужасно возмутило происходящее. Он резко встал и побежал к Принцу, спускаясь по ступеням. За ним побежал Сантьяго. В конце пути им перегородил дорогу высокий, но худой новобранец.

– Кто вам разрешал? – сказал фальцетом рядовой, широко выпучив глаза. – Какого чёрта вы здесь делаете?!

Хуан не растерялся. Он сбил новобранца с ног и отобрал у него пистолет, а Сантьяго дал рядовому оплеуху.

Они мгновенно узнали его. Это был Дионисио, или же, как его звали сокращённо, Ничо. С ним братья Теодорес были знакомы ещё со школьной скамьи.

– Урод! – сказал Сантьяго, обращаясь к Ничо.

Хуан направился дальше, наставив пистолет на Эдвина Бьянки. Солдаты заметили его. Он успел ранить одного из них, но они тут же повалили его на пол, и, отобрав пистолет, ударили рукояткой револьвера по лицу.

– В карцер его! – завопил фашист. Хуана поволокли в камеру. Сантьяго запел:

Negras tormentas agitan los aires

nubes oscuras nos impiden ver

Aunque nos espere el dolor y la muerte

contra el enemigo nos llama el deber.

Это вывело Бьянки из себя, он поднял автомат и мгновенно пронзил поющего штыком. Сантьяго Теодорес упал на бетонный пол. С его губ потекла багровая струя крови.

– Не-е-е-е-ет! – закричал Хуан. – Пустите меня, подонки! Когда-нибудь вы будете наказаны!

– Разве можем мы бояться этих свадебных генералов?! – воскликнул Бартоломе Галилей. – Нет! Всё, что они здесь сделали, – это подняли шум на трибунах, спровоцировали разгорячённых спорщиков! Громкие крики! С таким же успехом это бы сделала футбольная команда Луиса Аламоса!

– Вот именно! – крикнул кто-то из толпы. – Вы думаете, что нас можно запугать?!

– Альенде пал смертью храбрых! – продолжал Бартоломе. – Он держался как настоящий солдат! Он принял войну с настоящим врагом! А вашей единственной войной оказалась война против своего же народа! Позор вам, трусы! Смерть и позор!

– Альенде солдат?! – спросил Принц с ухмылкой. – Победить такого солдата – раз плюнуть! Если он солдат, то я балерина! Вытащите этого сукиного сына сюда!

Солдаты вытолкнули Бартоломе на поле. Принц взял кнут и стал бить его по спине. Бартоломе молчал, каждый раз еле сдерживаясь, чтобы не закричать.