– Неприятным, – закончил он за меня. – Но необходимым. Теперь все увидели друг друга, познакомились, любопытство удовлетворено.
– Зачем ты пригласил Брута? Он не из твоей семьи.
– Да, не из моей, несмотря на идиотские слухи о том, будто он мой сын! – Цезарь поморщился. – Хотя, признаюсь… будь у меня взрослый сын, я хотел бы видеть его похожим на Брута.
– Почему?
Брут показался мне слишком суровым и прямолинейным, ему явно не хватало живости и человечности.
– Он чист душой, что по нынешним временам редкость. Ты можешь быть уверена в том, что внутри Брут таков же, как и снаружи.
– Допускаю. Однако то, что я вижу снаружи, вовсе не радует и отбивает всякое желание знакомиться с тем, что внутри.
– О, если захочет, он умеет быть очаровательным, – сказал Цезарь.
– Очевидно, сегодня вечером желания у него не было. А что ты имел в виду, говоря о слухах, будто он твой сын?
– Некогда, очень давно, мы с Сервилией любили друг друга.
– Так вот почему Брут испытывает к тебе неприязнь!
– Нет, дело не в этом. Он слишком высок духом, чтобы позволить столь низменной причине повлиять на его поведение. По моему разумению, он не может простить мне того, что я помиловал его за присоединение к силам Помпея. А он присоединился к Помпею, движимый верностью идеалам республики, хотя самого Помпея ненавидел, поскольку тот убил его отца.
– Да, этот человек весьма непрост, – промолвила я. – Не хотелось бы мне иметь такого сына. Молись богам, чтобы Цезарион ни в чем не походил на Брута.
– Дорогая Клеопатра, я молю богов о том, чтобы наш сын не походил ни на кого. Зачем ему быть чьей-то копией?
– Однако ты сказал, что он – истинный ты, – напомнила я. – Что ты имел в виду?
– Точно не знаю, – медленно произнес Цезарь. – Взглянув на него в первый раз, я словно потерялся и не вполне отдавал себе отчет в том, что вижу. Боюсь, что иметь ребенка – значит стать заложником судьбы.
– Мы все таковы.
– Легче отвечать за себя, чем за другого.
Я хотела ответить, но страшный раскат грома сделал разговор невозможным. Дом содрогался, деревья снаружи гнулись, их толстые ветви хлестали вверх и вниз, а струи воды молотили по земле, словно град метательных копий. Я выросла в убеждении, что наш египетский климат мягок и приятен, но по-настоящему оценила это, только ощутив ярость римской грозы.
Цезарь положил руку мне на плечо, и я молча прислонилась к нему. До этого момента я и не осознавала, какого напряжения сил стоил мне ужин и как я устала. Теперь гости ушли, но Кальпурния находилась наверху и наверняка напрягала слух, силясь понять, что мы делаем. Что ж, на ее месте я поступила бы так же.
Наконец гроза поутихла, а дождь продолжал лить. Некоторые участки сада оказались затопленными, и из открытых дверей теперь проникал густой запах сырой земли. Раскаты грома удалялись, молнии еще разрывали облака, но все дальше и дальше. Почти полная луна вырвалась из плена чернильных грозовых туч и залила мокрую листву, скамейки и раскисшие лужайки своим таинственным светом.
– Возьми плащ, – сказал Цезарь, – и накинь на голову. Я хочу тебе кое-что показать.
Слуга подал нам плащи, и мы надели их, прикрыв головы. Он взял меня за руку и повел наружу, в тень храма Весты.
– Посмотри, – сказал он, указывая на Форум в лунном свете и темных глубоких тенях.
Поздний час и ярость недавней бури сделали его практически безлюдным, и сейчас, в отсутствие суетливой толпы, он обрел достоинство и величие, которых ему недоставало в свете хлопотливого дня. Храмы и крытые портики, статуи и памятные колонны обрели величие, какого я не заметила раньше.
– Это Виа Сакра, Священная дорога, – сказал Цезарь, постучав по мостовой под нашими ногами. – Отсюда моя триумфальная колесница двинется к храму Юпитера Капитолийского. А там, – он указал на пространство под крышей, – расположатся трибуны для сановников и виднейших граждан. Ты будешь сидеть в передних рядах вместе с моей семьей. – Ему, похоже, не терпелось показать мне мое место. – Я велю установить шелковые навесы, чтобы защитить тебя от солнца.
– Перестань! – сказала я. – Ты гневаешься без причины.
Его рука, державшая фонарь, дрожала, и я испугалась, как бы дело не дошло до приступа.
– Ты в порядке?
– Да, конечно. – В его тоне звучало раздражение. –
Я не понимала, как такое возможно, но промолчала.
– Тысячи людей примут участие в процессиях – магистраты, сенаторы, пленные и мои войска. И трофеи. Ты не поверишь! Повозки трофейного добра, горы золота и драгоценностей! И быки для жертвоприношения…
– Я видела такое у нас в Египте, – сказала я.
Действительно, именно египтяне довели до совершенства подобные парады и процессии. Я уже давно к ним привыкла.