Восхождение царицы

Постарайся выглядеть как можно более красивой, чтобы мои враги не могли сказать, будто мои силы и желания идут на убыль.

Цезарь был прав в одном: все это представляло собой пародию на Египет. Ну что ж, мне нужно продолжить маскарад? Может быть, стоит нарядиться Нильской Змеей? А почему бы и нет?

Я обшарила свои дорожные сундуки в поисках вещей, пригодных для этой цели, соединяя в своем маскарадном костюме несоединимые элементы. Я надела почти прозрачное платье с золотой бахромой и фаянсовыми бусинками, украсила руки браслетами в виде змей, на щиколотки тоже надела браслеты со звонкими колокольчиками. На шее появилось золотое ожерелье в четыре ряда, на голове – убор в виде хищной птицы, на ногах – усыпанные драгоценными камнями сандалии. Удивительно, но при всей несуразности мой костюм вовсе не казался безобразным и приковывал к себе внимание. Я походила на идола в темной нише таинственного храма. Сочетание тяжелого золота и тонкой, как паутинка, ткани платья создавало ощущение нереальности. Моя одежда была легка, как дыхание, но тяжесть металла тянула вниз.

Для Птолемея я придумала не менее фантастическое облачение. По моему приказу нянька вырядила в том же духе и Цезариона. Сегодня я добьюсь моей цели и подведу к ней Цезаря. Эта ночь послужит мне, как и ему.

– Хармиона, ты видела в Египте что-нибудь подобное? – спросила я, обводя жестом пирамиды с благовониями и причудливый оркестр.

– Никогда, – сказала она с тихим смешком. – Но если бы подобная страна существовала, то ее царица наверняка выглядела бы в точности так, как ты сейчас.

Начали прибывать гости. Я не имела ни малейшего представления о том, сколько народу пригласил Цезарь, но тут боги пришли мне на помощь. Появилась молодая женщина, назвавшаяся племянницей Цезаря. Она сообщила, что дядя просил ее весь вечер находиться подле меня и объяснять мне, кто есть кто и что к чему.

– Меня зовут Валерия, – сказала она. – Я постараюсь рассказать тебе обо всех, кого ты увидишь, по возможности кратко, но емко.

На меня она посматривала с любопытством: похоже, мой облик привел ее в замешательство.

– Обычно я так не одеваюсь, – заверила я Валерию, – даже в Египте. Особенно в Египте. Я нарядилась, чтобы поддержать Цезаря, который, похоже, вознамерился сегодня создать непревзойденную пародию на Египет.

Она рассмеялась, и смех ее звучал искренне.

– Его желание исполнилось. Могу заверить царицу, что мы с дядей одинакового мнения насчет большинства людей. Вот почему он выбрал меня в качестве своего представителя. Надеюсь, ты не сочтешь меня неделикатной, когда я говорю то, что думаю.

– Напротив. Я этому только рада!

– Сам Цезарь опасается, что у него могут возникнуть неотложные дела, и не хочет оставлять тебя в одиночестве и растерянности. Он считает, ты должна многое узнать, и моя задача – всемерно тебе в этом помочь.

Начали прибывать гости – все с мокрыми ногами после переправы через «Нил». Я заняла место в дальнем конце атриума, недалеко от мумии.

Первыми явились несколько сенаторов с женами. Валерия, видимо, не считала их значимыми персонами и не удостоила никаких комментариев. Они окружили пирамиду, вдыхали благовония и любовались танцами, всячески поощряя танцовщиц.

Потом, вместе с группой незнакомцев в сенаторских тогах, появились уже известные мне люди – Брут и его мать Сервилия. Я приветствовала их улыбкой. Один из незнакомцев был темноволосым и худощавым, с прямой линией бровей, другой – с толстым красным лицом, а третий казался беспокойным и самоуверенным одновременно.

– Гай Кассий Лонгин, – промолвил первый, почти выплюнув эти слова.

Мне не потребовались пояснения Валерии, чтобы понять: этому человеку нет до меня дела. Как он относился к Цезарю, я еще не поняла.

– Публий Сервилий Каска, – назвал себя краснолицый и, с серьезным видом кивнув, прошел дальше.

– Марк Туллий Цицерон, – сказал третий, как будто находил забавным то, что ему нужно представляться.

Цицерон! Поразительно, до чего он походил на свои бюсты.

– Моя жена Публилия, – добавил он, указывая на женщину, годившуюся ему во внучки. Та улыбнулась и кивнула.

Цицерон, в отличие от его спутников, задержался рядом со мной.

– Трофеи Египта, – беззаботно промолвил он, обводя рукой декорации. Словно невзначай, он включил в этот круг и меня. – Как бы мне хотелось побывать там и увидеть чудеса собственными глазами!

– Мы были бы рады такому гостю, – сказала я. – Однако мне говорили, что, даже будучи наместником Киликии, ты считал отъезд из Рима ссылкой.

– Это верно, – легко согласился Цицерон, – я чувствую себя хорошо лишь в Риме. В нем есть все, что нужно человеку, дабы чувствовать себя удовлетворенным жизнью.

Цицерон глубоко вздохнул, и я поняла, что он и вправду искренне любит Рим.

– А еще мне говорили, что Цицерон чувствует себя удовлетворенным жизнью, только пребывая рядом со средоточием власти, – продолжала я.

– Но средоточие власти над миром – это и есть Рим, – ответил он.