Я была озадачена римской свободой нравов, сочетавшейся с угнетением женщин. У них нет даже собственных имен, и они вынуждены носить имена отцов. Их выдают замуж, чтобы заключать политические союзы, и разводятся с ними точно так же, в силу сложившихся обстоятельств. Они не имеют политических прав, не могут занимать государственные должности или командовать войсками. С другой стороны, здешние женщины имеют право владеть собственным имуществом, могут разводиться по собственному желанию и, в отличие от гречанок, участвуют в публичных мероприятиях вместе с мужьями. Во многих отношениях они держатся наравне с мужчинами.
Похоже, замужние женщины здесь заводят любовные интрижки – даже добродетельная и уважаемая Сервилия и Муция, жена Помпея… Что же говорить о других? Правда, мужчины не скрывают своих любовных связей, а женщинам приходится таиться. Однако не всем – если посмотреть на Китерис и Клодию. И почему «жена Цезаря» должна быть «вне подозрений», когда сам Цезарь волен вести себя как угодно?
И как, интересно, вписываюсь в эту картину нравов я, чужеземная царица?
Зазвучали трубы, и все притихли. В зал вошел Цезарь.
Он был далеко не самым рослым и могучим из присутствующих, но перед ним расступались, давая ему дорогу. Люди пятились, чтобы освободить для него место. На какой-то момент воцарилось полное молчание, словно Цезарь стоял не в центре толпы, а среди камней.
– Добро пожаловать, друзья! Добро пожаловать! – произнес он звонким голосом, и в тот же миг в зал вернулось оживление.
Цезарь пришел один, без Кальпурнии. Не потому ли он явился так поздно?
– Египетская музыка! – скомандовал он, и помещение снова наполнили незнакомые римлянам причудливые мелодии.
Когда Цезарь обернулся и посмотрел на меня, на лице его не отразилось никаких эмоций. Добрый это знак или дурной, понять я не могла. Так было рядом с ним всегда.
– Египетским праздником правит царица Египта! – возгласил Цезарь, а потом шепнул мне на ухо: – Ты выглядишь как шлюха.
– А вилла, твоими стараниями, похожа на публичный дом, – ответила я. – Мне пришлось нарядиться, чтобы соответствовать обстановке.
– Наверное, больше всего я люблю твою смелость, – рассмеялся он.
– Почему ты решил представить Египет таким шутовским образом? – спросила я.
– Я же все объяснил в записке. То, что вызывает презрение, не порождает желания.
– А как насчет шлюх? – уточнила я.
Он посмотрел с удивлением.
– Я имею в виду, – пояснила я, – что самые достойные мужи имеют с ними дело, хотя сторонятся их на публике. Их презирают и вместе с тем весьма желают.
Клодия проскользнула мимо, бросив на Цезаря заговорщический взгляд.
– Такова, например, Клодия, – сказала я. – А Антоний притащил актрису, на которую все смотрят косо.
– Для того и притащил, чтобы все косились на нее, а не на него, – хмыкнул Цезарь и повернулся к Валерии. – Спасибо за помощь. Надеюсь, мое поручение тебе понравилось.
– Сплетни – самое приятное времяпрепровождение, – с улыбкой ответила она и скрылась в толпе.
Праздничный стол был накрыт крокодиловой кожей, на которой лежали груды фруктов: вишни, груши, яблоки, сладкие фиги, финики и гранаты. В огромных блюдах с высокими краями плавали кальмары, морские ежи и устрицы. Фаршированные кабаны с позолоченной щетиной таращились на гостей, что толпились вокруг столов, поглощали угощение и запивали еду огромным количеством вина. Гул голосов усиливался, подобно морскому прибою.
В конце трапезы «Анубис» прикатил в зал саркофаг на колесиках.
– В разгар пиршества, – возгласил он, – полезно вспомнить о вечном. Услышьте, что поведают вам мертвые! – Он отступил назад и изменил тон: – Пока вы не покинули земную юдоль, следуйте во всем велению ваших сердец. Облачайтесь в тончайшее полотно и умащайтесь благовониями, ласкающими обоняние!
Тут «Анубис» сделал несколько танцевальных движений и продолжил:
– Ищите удовольствия, где и когда только можете! Не предавайтесь тоске, следуйте желаниям сердца! Стремитесь к тому, что больше всего радует ваш взор! Устраивайте свои дела на земле по велению души, пока не настал тот неизбежный день, когда все кончается и бог, не ведающий жалости, слушает стенания ваших близких.
Он склонился над саркофагом и обратился к мумии:
– Воистину, стенаниями провожают уходящего в могилу, ибо не чает он радостного дня возвращения.
Мумия начала издавать стоны и шевелиться. Люди заволновались, хотя прекрасно знали, что это представление. Вид оживающих мертвецов производит сильное впечатление.
– Внемлите! Человеку не дано забрать на тот свет свое земное достояние!
Мумия за его спиной перекинула через край гроба одну негнущуюся ногу, потом вторую и рывком выпрямилась.
– Внемлите! Нет никого, кто бы ушел туда и возвратился обратно! – пропел «Анубис», после чего обернулся, воззрился на «ожившую» мумию и испустил вопль.
Он воздел руки и потянул за полоску полотна, торчавшую у мумии из-за плеча. Мумия принялась вертеться, разматывая пелены.
– Свободен! Свободен! – возгласил изображавший мумию человек, избавившись от пелен.