Восхождение царицы

– Цезарь не разделяет этих предубеждений, – заметил Аполлос и, рассмеявшись, добавил: – Похоже, мы с тобой – тому живые примеры.

Ясным погожим утром третьего ноября Цезарь пришел попрощаться. Я увидела, как он с непроницаемым лицом торопливо шагает по дорожке, а за спиной у него развевается плащ. Я вышла в атриум и дождалась его там.

Вокруг были слуги, так что слова прощания прозвучали официально.

Я взяла его за руку и повела в «восточную комнату».

– Нельзя нам расставаться так формально, оставив столько недосказанного, – промолвила я, приподнялась на цыпочки и поцеловала его в щеку. – Итак, ты уезжаешь? Когда? Что с твоими легионами?

– Я отбываю в течение дня, – ответил он. – Отправляюсь в Испанию сушей, это полторы тысячи миль. Если покрывать по пятьдесят миль в день, буду там в первых числах декабря. Тогда противника мы захватим врасплох.

– Я знаю, ты уже проводил зимние кампании, – сказала я, – но на сей раз не окажешься ли ты в невыгодном положении? Противник уже укрепился, у него есть припасы. Что ты будешь делать?

– Я положусь на себя и найду правильное решение.

– А может быть, благоразумнее продумать действия заранее?

– Я продумал все, что можно продумать заранее, учитывая обстоятельства. Остальное непредсказуемо и требует принятия решений на месте, – заключил Цезарь.

Мне показалось, что он уже на пути в Испанию.

– Да защитят тебя боги, – неожиданно для себя воскликнула я. – Да сохранит тебя под своим покровом Исида.

– Ты знаешь, – мягко промолвил он, – что я не верю в такие вещи. Но если я поверю, что ты берешь меня под свою охрану, тогда…

Я обхватила его руками за шею.

– Под мою охрану, в мою память, во все мои помыслы!

Я поцеловала его со всей силой страсти, словно хотела запомнить, насколько он реален, каковы его губы, его зубы, его твердая челюсть.

Цезарь слегка отстранился, посмотрел на меня, помолчал – казалось, пауза длилась очень долго, – а потом сказал:

– Прощай, прощай.

Глава 30

Дожди продолжались; дни тянулись бесконечно, пока город, затаив дыхание, с нетерпением ожидал вестей из Испании. Не станет ли их новым господином молодой Гней Помпей? «Несомненно, они будут приветствовать его точно так же, как Цезаря», – думала я. О милостивая Исида, не допусти, чтобы Цезарь потерял жизнь на поле сражения вдали от дома! В конце концов, в этой Испании нет ничего особенного, и в его противнике тоже. Даруй Цезарю все, что угодно, кроме бесславного конца!

Так я молилась.

И ждала, как все остальные.

Вместе с приходом зимнего солнцестояния наступили великие сатурналии, и Рим погрузился в празднества. Перед заключительными торжествами мы с Хармионой взяли Птолемея на прогулку. Я понимала: новые впечатления от знакомства с этим римским праздником заставят забыть о холоде.

Территорию вокруг Форума заполнили люди, и они вели себя необычно: одни были в масках, другие – в таких диковинных нарядах, что угадать их значение я даже не пыталась. Со стороны могло показаться, что действо творится совершенно хаотическое, однако, судя по куклам и сверткам со снедью, все же были некие правила.

«Мне следовало взять с собой кого-нибудь, кто мог бы мне все это растолковать», – подумала я, натягивая на голову плащ для защиты от холода.

И тут мне показалось, что я вижу весьма непочтительного ряженого: кто-то надел на себя маску Октавиана. Каково же было мое удивление, когда он протиснулся сквозь толпу ближе ко мне и я поняла – это и есть Октавиан.

Я кивнула ему, и он, работая локтями, стал проталкиваться еще энергичнее, пока не добрался до нас.

– Глазам не верю! – воскликнул Октавиан и поклонился. – Чтобы ее величество Клеопатра приняла участие в сатурналиях? Это невозможно. Ты должна стать кем-нибудь другим. Возьми себе другое имя!

– Ну хорошо, – сказала я. – Я буду… царицей Хатшепсут.

– Нет-нет, только не царицей. Царицы на сатурналиях не могут быть царицами. Нужно стать кем-то совершенно отличным от себя настоящего.

– Тогда я буду Хармионой! – Я крепко сжала ее руку. – А она будет мною. И ты, Птолемей, выбери себе роль.

Он вздохнул:

– Я, пожалуй, стану Сократом.

Октавиан скорчил гримасу.

– О, только не Сократом! Ты ведь не хочешь принять ядовитый настой болиголова, не так ли?

– Ну, ладно. Тогда Платоном.

– Какие у тебя правильные желания, – сказал Октавиан. – А я хочу быть Ахиллом!

– Разве тебя обуревает гнев? – спросила я его.

Мне казалось странным, что уравновешенный и рассудительный Октавиан видит себя в роли яростного Ахилла.

– Нет. Но мне интересно, каково быть величайшим воином в мире.

– Почему ты здесь? – спросила я, поскольку при виде его не сразу поверила глазам. – Цезарь говорил, что ты отправишься с ним на войну.

– Я подхватил лихорадку, – ответил Октавиан с виноватым видом. – Я не мог отбыть вместе с Цезарем, но, конечно, присоединюсь к нему позднее, как только поправлюсь.

В подтверждение своих слов он хрипло закашлялся.

– Ты получал от него известия? – спросила я.

Мне очень не хотелось задавать этот вопрос, тем самым признавая, что я от Цезаря известий не имею.

– Да, – гордо сказал Октавиан. – Он благополучно добрался до Испании. Все хорошо.