Восхождение царицы

Прошел месяц, а я знаю о нем лишь одно: что он прибыл на место. Между тем он наверняка уже вступил в бой с противником. Может быть, сейчас, когда мы стоим здесь в неведении, в Испании разворачивается кровопролитная битва.

– Благодарение богам! – воскликнула я, а потом спросила: – И каково положение дел? Что он выяснил?

Вокруг нас бурлила веселящаяся толпа. Многие шатались во хмелю, слышались невнятные восклицания.

Октавиан придвинулся поближе ко мне.

– Это неподходящее место для разговоров, – сказал он. – Я тебя почти не слышу.

Группа людей, стремившихся куда-то неудержимым потоком, столкнулась с ним, чуть не сбив с ног.

– Приходи посмотреть на нас сегодня! – крикнул один из них, ухватив Октавиана за руку. – И надень костюм!

– Да! Нам нужны зрители! И чтобы народу было побольше! – подхватила женщина с вплетенным в волосы плющом.

– Может быть, – кивнул Октавиан. – Спасибо за приглашение.

– Кто это? – спросил Птолемей.

– Актеры, – буркнул Октавиан. – Не обращай внимания.

– А что, сегодня дают представление? – спросил Птолемей. – Можно нам пойти? – Он повернулся ко мне: – Скучно все время валяться дома в постели!

– Я не думаю, что это тебе подойдет, – сказал Октавиан. – Китерис оскверняет все, к чему прикасается.

И как только эти слова слетели с его губ, я увидела выражение его лица и поняла – ему вспомнилась наша встреча в Регии и то, что я там видела.

– Китерис, – пробормотала я, стараясь сгладить неловкий момент. Я не имела ни малейшего желания ставить его в затруднительное положение. – Кажется, я ее встречала… Но где?

– Она была на Египетском празднике, устроенном тобой, – сказал Октавиан.

– Его устроил Цезарь, – уточнила я. – Но почему я должна ее помнить?

– Во-первых, потому что она красива. Во-вторых, потому что она скандальна. В-третьих, потому что она разыграла настоящее представление, вешаясь на Марка Антония, своего тогдашнего любовника.

– Тогдашнего?

– Да. В итоге битву за него выиграла Фульвия. Тот еще приз! Они поженились несколько недель тому назад. Предполагается, что теперь Антоний изменил свое поведение, но я подозреваю, что он и сейчас где-то в этой толпе, вырядившийся Гераклом. Люди никогда не меняются. – Он хмыкнул. – Да и Китерис, похоже, уже нашла утешение для разбитого сердца.

– Так мы пойдем или нет? – не унимался Птолемей.

– Давай сначала выясним, что они будут играть, – сказала я. – А пока поговорим об Испании.

Мне отчаянно хотелось услышать новости о положении дел на войне, узнать, с чем пришлось столкнуться Цезарю. Октавиан сдвинул брови.

– Похоже, что большая часть Южной Испании перешла на сторону врага. Насколько я понимаю, в распоряжении мятежников тринадцать легионов. Два из них состоят из ветеранов – бывших солдат Помпея. Эти отборные силы охраняют Кордову, а остальные распределились по сельской местности. У Цезаря всего восемь легионов, из них четыре ветеранских, и они лучше обучены, чем войска противника. Так что силы у них, можно считать, равные: численное превосходство одной стороны компенсируется качественным превосходством другой. Одно яркое пятно – у Цезаря есть восемь тысяч всадников, предоставленных Богудом, против шести тысяч неприятельской кавалерии.

Я почувствовала, как меня охватывает холод, как будто декабрьский мороз пробрался под мою одежду.

– Ничего себе, равные силы, – сказала я. – Думаю, Лабиен повторит тактику, примененную в Африке, и будет всячески затягивать войну, избегая решающего сражения. В конце концов, они имеют кров и припасы, тогда как Цезарю предстоит действовать в чистом поле.

В моем голосе звучала ненависть: Лабиена, как и любого предателя, я презирала всем сердцем. На мой взгляд, измена – самое гнусное из преступлений.

– Значит, Цезарю снова придется рискнуть и повторить свой африканский успех, навязав им битву, – отозвался Октавиан. – Полагаю, он прибегнет к хитрости.

Южная Испания. Ведь это тот самый край, где Цезарь служил наместником. Он сделал для них столько добра! Неужели в мире нет ни верности, ни простой благодарности?

– Клеопатра, сестрица, так пойдем мы все-таки на представление? – настойчиво ныл Птолемей.

Мы решили пойти, но я взяла с собой всех домочадцев, чтобы было видно: дело не в том, что сестра уступила уговорам любопытного мальчишки, а в том, что египтяне интересуются римской драмой. Но на самом деле я радовалась тому, что у Птолемея проснулось любопытство, поскольку тяжелобольные не интересуются пьесами. Как и скандальными актрисами.

Представление римлян о драме сильно отличается от нашего. Они не слишком склонны к эстетике, и тонкости греческих трагедий их не трогают – возможно, потому что они им непонятны. Травля зверей или гладиаторские бои для них предпочтительнее мучительных терзаний Эдипа.

Пьеса оказалась скабрезной. Наихудших непристойностей Птолемей, скорее всего, не понял, но смысл некоторых грязных шуток до него дошел, что стало заметно по румянцу на щеках.

Китерис и впрямь была красива. Я поняла, почему ее принимают – или почти принимают – в самых высоких кругах Рима. Красота, похоже, дарует своего рода власть, хотя мы и склонны отрицать это.