– Считаные дни, Цезарь, – сообщил командир разведчиков. – Они уже собрали на озере несколько кораблей и занимаются их оснасткой. Корабельного леса в городе нет, но они пускают в дело балки, стропила, деревянные столбы и колонны. По моим сведениям, их флотилия составит двадцать тетрем.
– Двадцать кораблей с четырьмя рядами весел? Усердные, однако, люди, – заметил Цезарь, не утратив присутствия духа.
– И много зданий уже сломали? – спросила я.
Сердце мое упало: ведь разрушению подвергался любимый прекрасный город.
– Они сняли крышу Мусейона и даже посягнули на храм Нептуна, – ответил командир. – И конечно, длинные портики Гимнасиона – их разобрали полностью.
У меня вырвался страдальческий стон: такая красота исчезла!
– А библиотека? Царские гробницы?
– Их пока не тронули, – последовал ответ.
– Но это ненадолго, – заметил другой воин, – чтобы оснастить корабли, требуется много дерева.
– Значит, царица Клеопатра, – заключил Цезарь, – чтобы сохранить твой город, нам придется отвлечь их. Или ясно дать понять, что морская флотилия им не нужна. Поэтому следующая операция будет сухопутной. В конце концов, мы пришли спасать Александрию, а не разрушать ее.
В ту ночь в наших покоях Цезарь мерил шагами самую большую из комнат, где раздвижные двери выходили на террасу. Мраморный пол был так отполирован, что его ноги и нижняя часть военной одежды – красная туника и кожаные ремни – отражались в гладких плитках.
– Что тебя тревожит, любовь моя? – спросила я, подойдя к нему. – Когда город станет нашим, мы отстроим его заново.
Но я вовсе не была так спокойна, как хотела это показать. Картина разрушения отзывалась в моем сердце болью. Я понимала, что многое из утраченного не восстановить – хотя бы потому, что ни в лесах Атласских гор, ни в Ливане уже нет деревьев такой высоты. Прежним город не станет, умения и старания для этого недостаточно.
– Эти разрушения для меня стократ огорчительнее, ибо гибнет то, что должно стать наследством для нашего ребенка, – вздохнул Цезарь. – Однако моряки доложили, что сухопутные силы Митридата Пергамского уже на марше. Война скоро кончится.
– И я надеюсь, навсегда, – отозвалась я. – Не должно остаться сомнений относительно статуса Египта как независимого государства, никакой двусмысленности в его отношениях с Римом или в правах наследования. Ответы на эти вопросы уже получены, и ради них пришлось пролить кровь. Когда воцарится наш ребенок, ему не придется воевать, потому что все необходимые жертвы принесены его родителями.
– Марс ненасытен, – заметил в ответ Цезарь. – Его жажда крови неутолима. Но на данный момент… да, ты права. Обратимся к насущным делам. Что ты скажешь вот на это?
Он извлек из-за пояса маленький свиток, подал мне, и я быстро пробежала его глазами.
Там оказалось обращение уважаемых жителей Александрии, управлявших жизнью той части города, что находилась под контролем нашего противника. По их утверждению, население настроено против Арсинои и Ганимеда и готово признать власть Птолемея. Если Птолемей прибудет и возглавит их, они с готовностью вступят в переговоры с Цезарем от имени своего законного царя.
– Абсурд! – заявила я. – Чтобы они могли признать власть Птолемея, прекратить боевые действия и вступить в переговоры, царю вовсе не обязательно покидать дворец и присутствовать там лично.
– Вот именно! – хмыкнул Цезарь. – Однако я пойду навстречу их пожеланиям. Лучше не придумаешь: мы избавимся от последнего врага, засевшего во дворце.
– Нет! – возразила я. – Здесь явная хитрость.
Он посмотрел на меня, словно хотел сказать: «Туго же ты соображаешь». Но вслух произнес иное:
– Конечно, они хитрят, но у нас в запасе есть одна уловка. Они ведь не знают, что фактически уже зажаты в клещи между нашим войском и армией, которая движется в Египет нам на подмогу. Надо дать Птолемею возможность немного покрасоваться в короне и помахать мечом. Каждый ребенок имеет право поиграть.
Я улыбнулась, но от столь холодного расчета мне невольно стало не по себе. Сколько времени потребовалось ему, чтобы так закалить и ожесточить сердце? Сколько войн, сколько измен, сколько разочарований? Такова цена успеха? «Не считай человека счастливым, пока он не умер», – гласит поговорка. Может быть, точнее было бы сказать: «Не считай человека счастливым, если он не умер молодым, не познав мерзостей жизни».
– Все уже позади, – промолвила я, успокаивая себя. – Все закончилось… почти.
На следующее утро Цезарь встал, наспех перекусил, как обычно, хлебом, медом и сыром, и попросил Птолемея явиться к нему в зал военного совета. Юный царь прибыл, облаченный в золотую парчу, с царской повязкой на голове. Цезарь не встал при его появлении, но приветливо сообщил, что у него имеется приятная новость.
Птолемей, однако, выглядел настороженно. Надо полагать, он сильно сомневался в том, что новость, приятная для Цезаря, обрадует и его тоже. Поэтому он настроился на худшее.
Цезарь развернул маленький свиток и прочел его вслух. Потом он сказал: