Воскресенье

– Так, успокойся, – Круглова взяла мальчика за руку и посадила на кровать, – спокойно, кто и за что хочет меня посадить?

– Ну, эти, ленинградские, они хотят вас в тюрьму упрятать, они думают, что это вы Карасева убили, но это же неправда.

– Пфф, конечно, неправда, – уставившись в одну точку, проговорила Женя. Тюремные решетки двигались к ней с неумолимой быстротой. Она уже чувствовала сырость камеры, видела крыс и ощущала жесткую ткань телогрейки. Это был конец. Всему. Всей жизни.

– Бежать вам надо, товарищ участковый! – В сердцах возопил Витька, ухватившись за серую кепку.

– Сейчас дам тебе, бежать. Что? Нет, Олег! – Выкатив глаза, воскликнула она, поймав на себе взгляд молодого человека.– Никогда я не буду бегать от своих. Это мои коллеги, они разберутся, все наладят.

Сухов лишь устало посмотрел на нее и вздохнул. Если бы это всегда работало. К сожалению, в конце 30–х годов такие же мысли сгубили миллионы обычных граждан.

В дверь снова постучали, теперь уже со всей полнотой занимаемой должности, с грохотом, силой и расстановкой. Олег, нахмурившись, взял Женю за руку.

***

Полковник Давыдов в отчаянии сидел прямо на полу, перед раскрытым шкафом, в своем рабочем кабинете. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута. Его не смущал гремевший ливень, он даже не потрудился закрыть окно. Куда же оно запропастилось, ну, не могла же Круглова украсть дело Ракицкой, ну, не могла, это же божий одуванчик. Да, она зачем–то пыталась вынудить Витьку Скляра перейти границу и оказалась у дома в момент воровства, но красть из кабинета начальника управления – это не ее уровень. Давыдов извлек из внутреннего кармана серебристую флягу с самогоном и жадно отпил, когда, повернувшись, заметил стоящую перед ним женщину, на вид лет 45.

– П-п-п-простите, вы вообще кто, женщина, приемные часы закончились, мы закрыты!

– А я к тебе, Слава, – улыбнулась она печальными, но смеющимися глазами и поправила убранные в хвост рыжие волосы. Элегантный, синий брючный костюм. Хороший парфюм. На пальце—дорогое кольцо. Туфли на высокой танкетке. Дорогой кулон на шее.– Ты меня не узнал?

– П-п-п-покиньте кабинет, немедленно, – приподнявшись, крикнул Давыдов, – дежурный!

–Да нет там никого, все ушли уже давно, – женщина извлекала из сумочки дамские сигареты, и, щелкнув зажигалкой, закурила. – Скажи, Слава, а тебе совсем за свою жизнь не стыдно? Кошмары не мучают?

– Я вас не понимаю, женщина, вы вообще кто, вас здесь быть не должно!

– Это ты правильно сказал, – согласно кивнула женщина, усевшись на край стола, – я должна быть там, куда ты нас отправил. А давай, мы восстановим справедливость? – Она затушила сигарету, схватила пистолет со стола и направила на начальника управления. – Слава, я же снайпер, ты забыл? Не промажу. Поэтому стой смирно, а то попаду туда, куда не надо, – женщина опустила пистолет вниз, – значит, не узнал, – усмехнулась она.

– Что тебе нужно? – Хрипло спросил Давыдов, опасливо косясь на пистолет.

–А нет, узнал. Убить тебя хочу. Да-да, прямо здесь, – улыбнулась женщина, снова поправив рыжие волосы, – ты и я, и никого вокруг. Какая же ты мразь, Слава, – она поднялась и подошла к Вячеславу Анатольевичу вплотную. – Я до сих пор, спустя 30 лет, просыпаюсь, Слава, от криков моего командира. Я до сих пор помню, как она мучилась от боли и, умирая, маму звала. Это страшные крики, Слава. И ты в этом виноват. Ба! – Женщина спустила курок.

–Ааа!– Крикнул, зажмурившись, Давыдов и опустился на пол.

– Ха-ха, расслабься, это шутка, – женщина бросила ему пистолет и искусно выброшенный из оружия магазин, – а ты трус, Слава. Таким и остался. Жизнь людей не меняет, – она смахнула пылинку с брючного костюма и открыла входную дверь. – Не скучай, Слава. Еще увидимся.

Едва дверь захлопнулась, Давыдов вновь схватил флягу и осушил ее до дна, не морщась и не моргая.

За окном продолжал бушевать ливень. Город накрыла, казалось, годовая норма осадков. Северное лето, если не подходило к концу, то выходило на финишную прямую.

***

Она вышла на крыльцо и снова закурила. Ее не смущал дождь, за годы Страшной войны ей не раз приходилось просиживать под ливнем долгими часами. Руки тряслись от страха и волнения, она ждала этого часа всю жизнь, шанса посмотреть в глаза тому, кто предал их и отправил на верную смерть.

– Ай, – Апайка зажгла керосиновую лампу и приподнялась на кровати, – совсем с ума сошли, куда собрались?

– Рузилюшечка, мы туда и обратно, – Ангелина Портнова, уже переодевшаяся в обычный сарафан, присела перед ее кроватью, – ну, очень уж в город хочется, жених там у меня.