Воскресение Христово

На кресте торжествует зло над воплощенным Добром, ложь над Истиною, пошлость над Величием, низость над Чистотою, самолюбие и ненависть над Любовью и Бескорыстием. Величайшая нравственная сила сокрушена, нравственный идеал уничтожен. Кто же после всего этого может еще искренне верить в последнюю победу добра и правды? На кресте, если за Ним нет воскресения, превращен в ничто весь нравственный миропорядок, а вместе с ним и вера в любовь и правду Божию. Если Господь не спас Христа — эту недосягаемую высокую Личность, Святейшего из святых, — то кто же еще может ожидать от Бога спасения своей нравственной личности? Кто еще может верить в Бога? — Никто. Решительно никто».

«Если Христос не воскрес, — пишет светский писатель, Мережковский, — то тщетна вера наша. И не только вера, но и надежда, и любовь. Если Христос не воскрес, то Он достойно распят, ибо Он обманул человечество величайшим из всех обманов, утверждая, что Бог есть Отец Небесный: Бог, допустивший уничтожение такой Личности, Которой весь мир не стоит, — не Отец, не Бог; и весь мир — насмешка дьявола над человеком, вся природа — безумие, проклятие и хаос».

Если Христос воскрес, значит правда и добро оказались могущественнее зла. Тогда Его воскресение есть твердое ручательство как в спасении своей нравственной личности, так и в окончательной победе правды на земле. Тогда можно верить, что есть Бог, есть правда, есть добро!

Воскресение Христово является еще торжеством общечеловеческой идеи бессмертия, которая присуща христианскому учению в большей степени, чем какой-нибудь другой религии.

Мы знаем, что если бы кто-нибудь, хотя бы один из всех людей, живших на земле, не умер или вернулся бы из смерти в жизнь, то закон смерти был бы навеки упразднен в своей непобедимости. Упразднен не только для Того единственного, Кто победил смерть, но решительно для всех людей, подверженных смерти: для Него эта победа совершилась бы в действительности, для остальных в возможности.

Но одна возможность иного порядка навеки уничтожает абсолютную реальность существующего порядка. Как утверждение небытия возможно лишь в том случае, если закон смерти непобедим, так отрицание бытия невозможно, если этот закон побежден хотя бы жизнью одного существа из всех когда-либо живших в мире.

Как бессмертие всех упразднилось бы смертию одного, так смерть всех упраздняется бессмертием одного. Если бы люди знали, что один из них умер и воскрес, так же точно и неотразимо, как они знают, что все жившие умерли, то это знание преобразило бы весь человеческий мир — внешний и внутренний, созерцательный и деятельный — науку, искусство, нравственность, пол, общественность — все до последней клеточки нашего организма, до последней отвлеченности нашего мышления» (из книги Д. Мережковского «Не мир, но меч»).

Мы верим, что Христос воскрес. Мы верим, что Его воскресением упразднена смерть, а бессмертие восторжествовало. И вера эта наполняет наши души в день Святой Пасхи невыразимой радостью и восторгом. Мы чувствуем в себе какую-то бодрость, какой-то неиссякаемый родник духовной силы. Посему у нас на лице столько счастья, а в душе столько блаженства.

Если Христос воскрес, если бессмертие восторжествовало, то вместе с сим человечеству открывается смысл жизни, проясняется великая мировая проблема, указывается давно искомая цель, сообщаются новые силы и радости бытия.

Если же Христос не воскрес, если конец всему — непобедимая смерть, тогда нет смысла в жизни, тогда все пустота, ничему нет оправдания. Тогда вполне справедливы следующие рассуждения И. Л. Смоленского, написавшего в духе Бодлера статейку под заглавием «Мысли моего труда»:

«Я в гробу. Черви гложут мое тело, а крот тихо роет свой тоннель над моей могилой. Страшная, бессмысленная тишина...

Стоило ли столько лет мыкаться по белу свету для того, чтобы в конце концов попасть в это ужасное место?

Стоило ли затрачивать ту массу энергии, которую пришлось затратить в жизни мне, чтобы в конце концов лежать неподвижной, разлагающейся фигурой под тяжестью толстого слоя холодной земли?

Стоило ли испытывать то огромное количество нравственных и физических мук, которые пришлось переиспытать мне на протяжении моей жизни, чтобы в результате попасть в беспощадные руки Смерти — этого единственного реального божества, — которая злорадно опустила меня в беспросветную тьму могилы?

Какой смысл в этих нестерпимых, чисто физических страданиях, непосредственно предшествующих моменту смерти? Кому и какая от этого польза?

Какую непонятную нам цель преследует природа в этом диком процессе разложения?

Для чего я и многие другие смертные старались скапливать в своем мозгу на протяжении всей своей жизни этот запас сведений, это богатство знаний?