Воскрешение из мертвых

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ УСТИНОВ

Как мог он отпустить Веретенникова? Как мог?

Эта мысль мучила Устинова, тяжелые предчувствия не отпускали его. Все последние дни он испытывал недомогание, болело сердце. Пересиливая себя, он продолжал работать над письмом в ЦК, переписывал некоторые страницы по нескольку раз: ему казалось, что мысли и чувства, ложась на бумагу, выстраиваясь в цепочки фраз, утрачивают нечто очень важное. Ему хотелось, чтобы тот, кто возьмет в руки эти страницы, проникся бы его, Устинова, тревогой и болью. Слишком большие надежды возлагал он на это письмо, вся его жизнь теперь была в нем.

Работа, наконец, уже близилась к завершению, и это радовало бы, если бы не Веретенников. В назначенный день он не позвонил и не объявился. И телефон его не отвечал.

Зато позвонила Матвеева и сбивчиво, прерывающимся от волнения голосом сообщила, что она уже побывала дома у Веретенникова. Вести ее были неутешительны. Оказывается, в тот день, вернувшись от Устинова, Веретенников сказал матери что-то невнятное, потом нагрубил, они поссорились, затем он просил прощения, был очень взвинчен. Вдруг засобирался из дому, заявил, что уезжает на дачу к приятелю — мол, ему надо побыть одному, сосредоточиться. И ушел. «Елизавета Никифоровна совсем плоха, — добавила Матвеева. — Я бываю у нее каждый день, но от Веретенникова нет никаких известий».

«Возможно, это кризис, — думал Устинов. — И он найдет силы преодолеть его. Если бы так… Если бы так…»

И члены клуба поборников трезвости, на встречу с которыми, как обычно, вечером в пятницу пришел Устинов, тоже не могли добавить ничего нового о Веретенникове.

— Если бы знать хотя бы примерно, где он может быть, я бы съездила, я бы его нашла… — говорила Матвеева. Она всегда первой отзывалась на чужие беды. Бездеятельность в подобных случаях была для нее мучительна.

Однако никаких догадок о местопребывании Веретенникова ни у кого не было.

Зато, к удивлению Устинова, перед началом заседания в гости к ним вдруг пожаловал директор Дома культуры Семен Захарович Пятница. Был он улыбчивым человеком, но улыбка, постоянно блуждавшая на его губах, придавала лицу его не столько жизнерадостное, сколько отсутствующее выражение. Казалось, она обращена не к собеседнику, а к каким-то собственным, уже оставшимся позади переживаниям. И сейчас он тоже смотрел на Устинова с этой неопределенной улыбкой.

— Евгений Андреевич, ради бога извините, вы не могли бы уделить мне до начала занятий пяток минут, есть необходимость небольшого «тет-а-тета».

Прежде Семен Захарович Пятница никогда не удостаивал их клуб своим посещением. И теперь вдруг проявленное внимание скорее всего не предвещало ничего хорошего.

Устинов не ошибся в своих предчувствиях. Едва они оказались в директорском кабинете, Семен Захарович сказал:

— Вы знаете, Евгений Андреевич, я должен сообщить вам неприятную новость. По всей видимости, нам с вами придется расстаться…

Устинов молчал, ожидая, что последует дальше. Семен Захарович протянул ему пачку сигарет: «Закурите?» — и тут же, спохватившись, рассмеялся:

— Ах да, я и забыл, что вы у нас принципиальный противник всяких пороков и слабостей. Можно сказать, человек будущего. Между прочим, людей, которые оказываются впереди своего времени, нередко перестают понимать их современники. Не ваш ли это случай? — закуривая, говорил он.

— Так чем все-таки наш клуб не угодил вам? — холодно спросил Устинов.

— Ну зачем же так, Евгений Андреевич! Моя роль тут десятая. Да вы не смотрите на меня таким букой, я правду говорю. От меня действительно мало что зависит. Просто у меня есть сведения, что на пленуме райкома в одном из выступлений прозвучали очень серьезные упреки в ваш адрес, я бы сказал… хм… политического характера… Естественно, что после этого… мы должны как-то реагировать… Мне уже был звонок из райкома; вероятно, и мне тоже влепят заодно…

— Очень сожалею, — сказал Устинов.

— Такова наша работа, — тут же живо откликнулся Пятница, — никогда не знаешь, на чем подорвешься. Но это еще не все. На будущей неделе в среду состоится бюро райкома, там слушается вопрос о состоянии идейно-воспитательной работы в домах культуры и клубах района. Меня уже познакомили со справкой. Там, должен признаться, дается очень суровая оценка…

— С этим можно поспорить. И даже нужно, — жестко сказал Устинов.

— Да-да, разумеется! — воскликнул Пятница.

— Но вы, Семен Захарович, когда читали эту справку, выразили свое мнение? — спросил Устинов. — Или согласились с ней? Это очень важно.

— Видите ли, Евгений Андреевич, у меня ведь сложное положение… Понимаете, у них все-таки факты… Судите сами: приходит член комиссии, проверяющий, и что же он видит? Как абсолютно пьяный человек является на ваши занятия! Да один этот пример все наши с вами оправдания развеет…

— Но это же единственный, из ряда вон выходящий случай! Вы же знаете об этом, Семен Захарович!

— Помилуйте, Евгений Андреевич, да откуда же я могу знать? Я у вас на заседаниях ваших не бываю. Как же я могу ручаться? Вы сами подумайте!