— Пожалуйста, — ответил Устинов все с той же суховатой сдержанностью, с какой он давеча кивнул Игорю Сергеевичу. — Я к вашим услугам.
— Как я понимаю, — начал Щетинин, — это всё люди, бросившие пить…
— Да, — согласился Устинов. — Только мы обычно не говорим: бросившие пить. Мы говорим: сознательно избравшие абсолютную трезвость.
— Хорошо. Пусть так. И выбор этот, как вы считаете, они сделали с вашей помощью?
— Да. Собственно, здесь мы собираемся уже для того, чтобы закрепить достигнутое. Ну, и конечно, ради общения. Это тоже очень важно. А сам прием тех, кто обращается ко мне за помощью, я обычно веду не здесь, я веду его в заводском профилактории. Сюда же люди приходят уже потом, после нескольких сеансов…
— Сеансов лечения?
— Нет, лечения — это неточно. Я не столько лечу, сколько убеждаю. Убеждаю словом, мыслью. Я очищаю сознание.
— Хм. Это какой-то непривычный термин, — сказал Щетинин. — Ну да ладно. И что потом?
— А потом, как правило, они приходят сюда. Не все, разумеется. Только те, кто хочет.
— А есть такие, что не хотят?
— Конечно. Люди разные. Одних общение с себе подобными укрепляет, других тяготит. С такими я обычно занимаюсь индивидуально.
— Ясно, ясно, — покивал Щетинин. — Это все, конечно, хорошо. Но вот не кажется ли вам, что тематика ваших занятий… или собеседований… не знаю, как сказать лучше… если судить по тому, что я услышал сегодня, как-то выходит за рамки… Это что, всегда так?
— Да, — сказал Устинов с подчеркнутой твердостью, как бы даже с некоторым вызовом.
— Вот это напрасно! — произнес Щетинин сожалеющим тоном. — Вы вторгаетесь в такие области, где любая неточная формулировка чревата серьезными последствиями, грозит обернуться идейной, политической ошибкой. Я понимаю, многое вы, может быть, говорите в запальчивости, но где гарантия, что все слушатели правильно истолкуют ваши слова?
— Что вы имеете в виду? Конкретно? — словно бы не спросил даже, а потребовал ответа Устинов. Этот тон его неприятно задел Игоря Сергеевича. В конце концов, он и так старался высказать свои претензии в максимально деликатной форме. Так ли будут разговаривать с Устиновым, если дело завертится?
— Я думаю, вы и сами прекрасно понимаете, что я имею в виду, — сразу придав своему голосу холодную официальность, сказал Щетинин. — К чему, например, эти странные рассуждения о больном обществе, о каких-то метастазах? О холопьей психологии? Вы, что же, хотите сказать, что у наших советских людей — холопья психология?..
— Я хотел, Игорь Сергеевич, сказать лишь то, что сказал, и ничего больше.
— Ясно, ясно… — снова быстро бормотнул Щетинин. Не собирался он сейчас вступать в дискуссию с Устиновым. Это, если надо будет, сделают в другом месте. — А к чему, спрашивается, эти призывы к борьбе? С кем вы призываете бороться? И кого?
— Видите ли, Игорь Сергеевич, — явно заставляя себя сдержаться, с нарочитым, как показалось Щетинину, спокойствием сказал Устинов, — свою задачу я вижу не только в том, чтобы побудить людей расстаться с пагубной привычкой. В конце концов, это, бывает, можно сделать и другими способами. Вон зашили ампулу — и человек волей-неволей не пьет. А что у него там в душе творится, мы не знаем. Может быть, он как часа избавления ждет того момента, когда действие ампулы прекратится. Сплошь и рядом так и случается. Так что это лишь полпобеды. Психология-то у подобного человека прежняя остается — психология пьющего. Разумеется, и временное воздержание — благо, но мало этого, очень мало! Не решение это проблемы!
— А в чем же решение?
— Я уже говорил вам: в том, чтобы изменить психологию, сознание. Тот, кто приходит ко мне, должен не только отказаться от спиртного, он должен в определенной степени стать другим человеком. Одно с другим связано.
— И все-таки все эти ваши рассуждения на отвлеченные темы, они, должен сказать откровенно, имеют сомнительный привкус, — сказал Щетинин озабоченно. — Как бы ваши подопечные, избавившись от одного порока, не приобрели бы другой, куда более серьезный. Боюсь, вы наставляете их на неверный путь.
— По-другому я не умею, — сухо сказал Устинов.
— Лучше бы вы занимались своим прямым делом, — заметно раздражаясь, ответил Щетинин: Устинов как будто нарочно лез на рожон. — Ну, рассказали бы, например, про печень… Это производит впечатление. Как ее алкоголь разрушает. Или еще что-нибудь такое, наглядное. Было бы больше пользы.
— Не беспокойтесь, я и про это рассказываю, — усмехнувшись, отозвался Устинов. — А что касается пользы, так вот она, по-моему, перед вами, в этой гостиной. Эти люди сознательно избрали для себя абсолютную трезвость и чувствуют теперь себя полноценными членами нашего общества. Вы можете поговорить с любым из них. Они сами расскажут вам, чем были раньше и кем стали теперь. Их гражданская активность…
«Знаю я эту гражданскую активность…» — подумал Щетинин неприязненно, опять вспомнив Ягодкина.