Воскрешение из мертвых

— Да-да, обязательно. Я же сам понимаю, — покорно и торопливо говорил Веретенников, но мысли его были уже не здесь. Глубокая тоска таилась в его глазах. — Спасибо вам за все, Евгений Андреевич… — Веретенников сделал какое-то неловкое движение, словно собирался обнять Устинова. Но, кажется, сам смутился этого своего неожиданного порыва, и объятия не получилось.

Они стояли в дверях, и у Устинова еще была возможность удержать, остановить его. Не ощущай он сам непривычной, раздражавшей его разбитости, давящей тяжести на сердце, он бы, наверно, прислушался к своему внутреннему голосу. Но он только сказал:

— Значит, я жду вас.

И Веретенников, вновь торопливо кивнул, выскользнул на лестничную площадку.

А Устинов, вернувшись в комнату, стоя возле окна, все думал о минувшей ночи, об их долгом разговоре…

Неслышно подошла, остановилась рядом с ним Вера.

— Я боюсь за тебя, Устинов, — сказала она. — Ты слишком много берешь на себя. Знаешь, у некоторых народов существует поверье, будто изгнать из человека недуг, освободить его от бед и горестей, от напастей можно, лишь приняв эти напасти на себя. Мне кажется, ты так и поступаешь. Но долго это продолжаться не может. Это слишком тяжелый груз. Я боюсь за тебя. Я вижу, у тебя даже изменилось лицо за сегодняшнюю ночь.

— Раньше бы я не отпустил его… — сказал Устинов, отвечая на собственные мысли. — Старею. Просто я старею. И не надо искать этому фантастических объяснений.

Вдвоем они молча следили за тем, как маленькая худая фигурка в помятом плаще пересекает двор. Веретенников был без кепки, и ветер сразу растрепал, перепутал его редкие русые пряди. Во дворе на мокром асфальте лежали крупные желтые листья. Веретенников наклонился и поднял один из них. Так и ушел он, исчез из виду с этим желтым листом в руке…

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ ЩЕТИНИН

В среду вечером Щетинину домой неожиданно позвонил секретарь парткома. Щетинин как раз досматривал хоккейный матч, когда раздался этот звонок. Видно, и впрямь произошло что-то необычайно важное, если КБФ, сам заядлый болельщик, звонил в такое время.

— Читал уже? — спросил он.

— Что?

— «Вечерку» сегодняшнюю, спрашиваю, читал?

— Нет, — уже чувствуя по интонациям в голосе КБФ, что ничего хорошего ждать ему не приходится, сказал Щетинин. — А что случилось?

— А ты почитай, почитай. Завтра к Генеральному на ковер пойдешь. Так что будь готов, — и Константин Борисович положил трубку.

— Лида! — закричал Щетинин. — Где «Вечерка»? Вечно засунешь все черт-те знает куда! Да не хватай, не хватай! Дай я прочту сначала!

Однако Лида уже прочно держала газету в своих руках. Теперь, ясное дело, не выпустит, пока не удовлетворит свое бабское любопытство. Пришлось смириться и читать стоя, заглядывая в газету через плечо жены. Он пошарил глазами по газетной странице, перебирая заголовки: не то… явно не то… и вдруг внутренне даже вздрогнул: «ПОЧЕМУ ТРАВЯТ РАБОЧЕГО?» — прочел он. Щетинин скользнул взглядом вниз, на подписи. Их было несколько — все неизвестные ему фамилии. Однако внутри текста наметанный его глаз уже выхватил знакомое сочетание букв: «ЯГОДКИН».

«Мы, члены клуба поборников трезвости…» — так начиналось это письмо в газету.

«Понятно, откуда ветер дует», — сказал сам себе Щетинин. Он так и чувствовал, что подложат ему свинью с этим Ягодкиным. Тоже мне — трезвенник!

Щетинин с некоторым трудом заставил себя сосредоточиться и стал читать: