Воскрешенный любовник

Она повторяла эти слова снова и снова, добавляя их к любовному заклинанию, и водила пальцами по нетронутым огнем чешуйкам, чувствуя едва ощутимые выпуклости в текстуре, отмечая едва заметную смену цветов. Коснувшись замочка, она повернула его, освобождая покрытые бриллиантами пластины. Несмотря на копоть, камни сияли, и Девина стерла копоть большим пальцем. Было сложно открепить ремешок, одна из сторон была сильно повреждена. Но потом у нее получилось полностью открыть сумку.

— Да…

Внутренняя часть была нетронута огнем. Все новое, как в тот день, когда сумка покинула руки своего мастера. Великолепие.

Как и она сама. Да, были мелкие поверхностные изъяны, но под ними скрывалось совершенство.

Она — чистое, мать его, совершенство.

Девина помнила, как покупала эту «Биркин», как чувствовала себя, когда ее достали из чехла в клиентской комнате в магазине. Как ее тело затрепетало в предоргазменном состоянии, как закружилась голова от понимания, что она видит ее, что сумка принадлежит ей, как шумно билось ее сердце, когда она радостно вскрикнула. Она помнила, как мастер, работавший над сумкой несколько лет, отступил назад и с одобрением наблюдал за ней.

В ту ночь она ужинала в «Астранс»[48], чтобы показать остальным, что она заполучила…

Это произошло, когда она представляла, как вошла в крошечный ресторан с тремя звездами Мишлен.

Сумка стала окном, в которое она могла заглянуть, четкие линии ее дна показывали…

Какой-то неземной ландшафт. Он не убыл ужасным или мистическим. Она просто чувствовала, что ей показывают место, находящееся не на Земле: белые мраморные полы и белые стены со свечами на стойках, и огонь на их фитилях горел, но совершенно не двигался.

Храм, но… пристанище зла.

Словно объектив камеры сменил фокус, фиксируя что-то в белом ландшафте… кровать. Огромная кровать…

Девина охнула.

На ней лежал мужчина. Он был обнажен, растянулся на белых простынях, его светлые волосы блестели, тело было просто потрясающим.

Она сравнила его с сумочкой «Биркин», лежащей на дорогой подушке в белом пространстве оранжевой коробки.

Угол обзора снова изменился, показывая вплотную аристократическое лицо с высокими скулами и чувственными губами, изгиб бровей показывал высокомерие владельца даже в его спящем состоянии, бледные волосы были густыми и лежали мягкими волнами. Затем камера снова сдвинулась, показывая его плечи, хорошо развитые грудные мышцы, мускулистый пресс и дальше…

— Срань Господня.

Да, этот размер ей подойдет. Весьма и весьма.

А потом Девина снова увидела его лицо.

Идеальное во всех чертах, если бы ее попросили нарисовать свой идеал, ничего лучше она бы не придумала. И у нее в голове мелькнула мысль, что происходящее сейчас — виртуальный шоппинг-тур… и она должна выбрать, подходит ей товар или нет.

Девина посмотрела в его лицо. Его мужественная красота соответствовала тому, что она видела в зеркале каждый раз, когда проверяла свой макияж, ей нравилась эта внешность высшей пробы. Но захочет ли она смотреть на нее оставшуюся вечность?

— Я хочу видеть его глаза, — потребовала она.

Раздался шелест, и поначалу Девина подумала, что это шорох простыней, словно камера также передавала звук. Но нет, это была Книга.

Девина посмотрела на том, паривший в воздухе.

— Его глаза. Я должна увидеть их.

Шелест означал очевидное «нет», хотя она не могла сказать, почему знала это наверняка.

— Пожалуйста? — Черт возьми, как далеко она зашла со своей вежливостью. — Пожалуйста-пожалуйста, я буду паинькой?

Так выражаются люди?

Когда Книга ответила похожим шелестом страниц, Девина выругалась себе под нос и снова посмотрела в сумочное окно. Мужчина был идеален… и он будет обожать ее так, как она обожала эту сумку. Какая разница, какой цвет у его глаз?

— Ладно, — заявила она. — Я беру его.

Сделав это заявление, Девина поставила сумку на ее подставку и отослала прочь небольшой гробик. Ради этой цели она сохранит сумку на своем месте, испорчена она или нет: после пережитой головной боли, она обретет то, что всегда хотела, чего заслуживала.

Мужчину, который полюбит ее без всяких условий.

И будут они жить в радости до скончания времен.

Иначе ему несдобровать.

Глава 25

Разговоры.

Судорожное обсуждение прямо над лицом Нэйта. Еще… какое-то пиканье… электронное пиканье, напомнившее ему старую компьютерную игру, в которую его научил играть один из сотрудников лаборатории, где экран был разделен вертикальной линией, а два бруска гоняли шарик по полю, как в настольном хоккее. Но это пиканье было ритмичным и ровным…

О, Боже. Этот запах. Также пахло в лаборатории, антисептиком с примесью соленых слез и меди, указывающей на кровотечение.

Да, он вернулся в лабораторию. Ему снился один из снов о…

Нет, секунду. Он истекал кровью. Это его кровь пролилась.

Его мозг медленно приходил в себя, но потом воспоминания вернулись: он был в клубе с Рэйвин и сказал ей, что они могут уйти. Она сказала «да, пожалуйста». Они вышли через дверь.

Апотоммашинавыскочилаиззауглаиктотооткрылстерльбу….

Нэйт широко распахнул глаза, резко садясь и вскидывая руки перед собой…