Воскресят меня стихи. Том третий

Я не считал себя изранком,
Хотя вовсю душой кровил.
И ник зачем-то к иностранкам
И чем – неведомо – кривил.

Не признавал я силы страсти,
Равно как слабости ума.
И уповал на те напасти,
Где разум воспалял грома.

А надо мной смеялись бесы,
А надо мной витал соблазн
Познать, в чем разность интересов,
И чем я тоже в чем-то разн.

А где-то возносило кофе
Свой бесконечный аромат.
И академик наш –
Иоффе
Был там за что-то
Клят и мят.
И заострялась тихо русскость
Тупым напильником судьбы,
Чтоб доказать,
Что наша узкость
От упованья на «абы».

«Добрый мир переинача…»

Добрый мир переинача
На негрустный лад,
Я стою один и плачу
В желтый листопад.

Что мне жаль?
Кого мне жалко?
В чем моя вина?
С голубого полушалка
Бьет в глаза весна.

Пряник крошится на части,
Воробьи снуют.
И о самом горьком счастье
Горлицы поют.

Не поют, скорее – стонут.
Но не в этом суть.
Я стою, тоскою тронут,
Как стрелою в грудь.

Ветер листья обрывает,
А закат – широк…
Видно, счастья не бывает
Без осенних строк.

«Набожность…»

Набожность:
– На, Боже, новость,
Тело, познавшее совесть
Раненной песней души,

Нас запытает до срока
Тем, что страдало жестоко,
Но не дошло до брюзжи.

Хоть сквозняком огородным
Или садовым пройдет
Жажда тоски благородной,
Счастье страдать за народ.

Финской бумагою филин
Пусть на столе отшуршит.
Ум, что спасаться бессилен,
Пусть навсегда отгрешит.

Чувство обрящется слезно.
«Выпей!» – скандирует выпь.
Выпьешь. и рано иль поздно
Выдашь нечаянно всхлип.

И навсегда опорочишь
Гордую, как судьба,
Песню крестьян и рабочих.
Молота и серпа…

«Устаю от тараторости…»

Устаю от тараторости
Разгулявшихся колес,
Тех, что могут ради скорости
Душу вытрясти всерьез.

Тех, что слово понукания
Заглушают всякий раз
Стоном вечного скитания
При подъеме на Парнас.

Тех, которым космос грезится,
Тех, которых грех смущать
И которым околесицу
Можно каждый день прощать…

«Наверно, перед тем, как умереть…»

Наверно, перед тем, как умереть,
В глухую чащу мамонт забирался
И там своим страданьям отдавался,
Моля свою спасительницу Смерть.

Он не хотел быть слабым на виду,
Чтоб стадо простодушно не решило,
Что это время суд над ним вершило
И все придут к извечному суду…

«Вечер тихо вошел в Ленинград…»

Вечер тихо вошел в Ленинград,
Постоял у плетеных оград,
Постоял у вельможных колонн,
Как моряк, что в девчонку влюблен,
И ушел догонять пароход
В сизь балтийских взволнованных вод.
Но отстав от вечерней зари,
Заплескались в Неве фонари…

«Целый день осветлив бесконечным скитаньем…»