Воскресшее племя

Я ездил в Америку, в страну Кыымын. Там я три ночи ночевал. Тамошние люди рассказывали мне, описывали всю свою жизнь, а многое мы с товарищами видели своими глазами. Нет у них собственной пищи, добытой из моря. Пищу покупают. Впрочем, иные, побогаче, много моржей убивают, а некоторые — даже китов. Но у бедных нет пищи, ни мяса, ни сахара, ни чая, пьют горячую пустую воду. Нет у них никаких товаров. Бедные — там совсем не люди, и только богатые имеют вельботы и моторные лодки. Ходят на лодках по пять работников-гребцов. Гребцы все наемные, но для самых беднейших не хватает наемной работы. В лавках много разнообразнейших товаров. Тамошние жители покупают товары. Богачи забирают товары во множестве, у бедных не на что выменять, берут понемножку и скоро потребляют, что взяли. После того нет у них хлеба и мяса, чаю, табаку, нет ничего.

В той стране есть также домашние олени. Один оленевод чрезмерно богатый, у него огромное стадо. Из этого стада оленей продает он вразбивку, пять человек бедняков покупают одного оленя, делят по кусочку и скоро съедают. Шкур на одежду совсем не достается. Тамошние нам говорили: «Вот это оленье стадо не очень давно разведено из вашей страны, куплено американцами от ваших оленеводов. Раньше стадо было небольшое, теперь огромное. В разных местах такие огромные стада, у этих стад мало пастухов, оленей сторожат собаки, умные собаки, умнее человека».

Американцы заняли у нас домашних оленей, — продолжает Аттувге. — Из другого места заняли оленных собак. Нам следовало бы тоже завести при стадах таких сторожевых собак.

Клади у американцев много, приходят пароходы, привозят многочисленные тюки и ящики; беднейшие люди, туземцы и настоящие американцы, выгружают эти тюки, получают плату и кое-как живут.

Богатые туземные торговцы живут не по-нашему. У них настоящие дома, сидят они на стульях, едят на столах ложками из белых тарелок. Одеваются в суконное платье, резиновые сапоги. У бедных — лохмотья из нерпичьей шкуры. В зимнюю стужу ходят в дырявых обутках с пальцами наружу.

Так делятся люди в стране Кыымын: на богатых и бедных. Всякие народы, какие там живут: эскимосы, настоящие американцы, чернолицые люди (негры), широкоштанники, — все они делятся так: на богатых и бедных.

Широкоштанниками на Севере называют китайцев по их характерным раздвоенным шароварам.

«Вся еда в стране Кыымын покупная, — продолжает Аттувге, — вся жизнь продажная».

Анализ классовых отношений на Аляске сделан посетителем из нашей Советской страны. Богатство и обилие американских товаров ничуть не ослепили его. Рассказ Аттувге переходит назад, на азиатский берег, и продолжается с той же классовой четкостью:

«В нашей стране устроили совсем по-иному. Партия у нас создает такое устройство, чтобы трудящиеся всех народов были равноправны, мужчины и женщины, чукчи и русские, эскимосы, коряки и эвенки — все должны быть равноправны, как братья-работники. Американские рабочие для наших — тоже братья. Но американская буржуазия для рабочих — враги.

Тамошние рабочие должны свергнуть буржуазию, и во всех странах мира должно быть социалистическое устройство».

Глава двадцать восьмая

Чукотская группа готовится к празднику. Весь наличный состав, включая чуванцев и русских, разучивает пьеску «Пионерский поход». Пьеска эта имеет оригинальную историю. Ее сочинила на мысе Дежнева подлинная группа пионеров в русско-чукотской школе, в поселке Уэлен. Учитель приехал с Амура и не знал по-чукотски. Ученики почти не говорили по-русски, тем не менее они как-то сговорились друг с другом и сочинили веселую пьеску на местную школьную тему.

Молодая театральная группа всю зиму разыгрывала эту пьеску в окрестных приморских поселках и на более людных оленных стойбищах, даже учиться приходилось поменьше с театральными хлопотами.

Играли ее с импровизированными вариантами, с изменениями, каждый раз все по-новому. Чукотские зрители задыхались от хохота, но записать эту пьеску оказалось нелегко.

Неопытный учитель даже не знал, как приступить к чукотскому письму. В конце концов ленинградский работник из того же Института народов Севера, Павел Молл, записал эту пьесу, как умел, смешанной грамотой — русской и латинской.

На сцене — пионерский уголок. Вукволь влезает на стул и хочет прибить к стене портрет дедушки Ленина. Вукволь тяжел и грузен, а стул очень узок, стул шатается. Вукволь хватается руками за стену, чуть не падает. Группа физкультурников ходит по сцене и размахивает руками: раз-два, раз-два. Они страшно увлеклись. Так усердно машут руками, мотают головами, что даже волосы у них развеваются. Девчонка Ускинга, переодетая маленьким мальчиком, бежит вслед за физкультурниками, перебегает им дорогу и путается у них в ногах.

Вукволь справился со стулом. Он прикладывает портрет к стене, продевает гвоздь сквозь верхнее колечко.

— Вот вчера, — говорит, — я вот этак хотел вбить гвоздь в стену, как размахнулся молотком, да хвать себе по пальцу.

Увлекшись рассказом, он бьет себя молотком по пальцам, вскрикивает и роняет на землю и гвоздь, и молоток.