Воскресшее племя

— Предки, сходитесь, сбирайте, — выкрикнул он, — нате, ешьте, торопитесь, давитесь от жадности. Вот вам последняя жертва, а больше не будет. Мы уезжаем, деды, а вы оставайтесь. Вы уж нам больше не хозяева.

Он постоял и подумал, сделал шаг к костру и опять остановился. Он хотел что-то, видимо, сделать и все не решался. Потом наконец быстро подошел к костру, выхватил горящую ветку, целый смолистый факел, подошел к своей собственной хижине, сунул под стреху раз и другой и поджег свое бывшее жилище. Старые балки и сухая кора на кровле вспыхнули, как порох. Тогда Спиридон побежал по поселку и начал направо и налево поджигать хижины, избушки и амбары, и каждый шалаш, и каждую сушильню для рыбы. Ничего не осталось после Спиридона от старого поселка. Через несколько минут весь Коркодым пылал, как огромный костер.

— Деды, улетайте, — сказал Спиридон. — Нет вам жилища на этом берегу, улетайте в густые леса, на далекие озера, падите на каменные бездны, на ребристые острые сопки, там оставайтесь и назад не возвращайтесь. Вы нам больше не хозяева.

Так кончилась старая жизнь на верховьях реки Шодымы в старом одунском поселке Последний Коркодым.

Глава тридцать восьмая

Две мощные реки, Амой Большой и Амой Сухой, сливаются вместе и в самом слиянии своем впадают в реку Родыму. Взаимоотношение этих рек приблизительно такое же, как у Волги с Окой и Камой. Но сторона, окружающая низовья обоих Амоев, не похожа на устье Оки. Охотничьи племена, некогда обитавшие по этим речным берегам, рассеялись, исчезли. Их последние остатки ушли на устье реки Родымы, еще более мощное, чем устье обоих Амоев, и там амойские переселенцы смешались с русскими казаками, русскими мещанами. Подальше от берега, по широким нагорьям, сходящим на севере в тундру, кочуют оленные чукчи. Обе большие реки все же пустынны и безмолвны. Две-три семьи, которые задержались, как чудом, на этих необозримых плесах, совершенно маломощны. Они даже не промышляют как следует рыбу, и оттого у них мало собак. Раньше они побирались около богатых чукотских стад, а теперь не осталось и этого. Того гляди, и они сбегут к русским, в бывшую казацкую станицу на западном Похотском устье реки Родымы.

Уходило двуногое население, и этот обширный край начал населяться иными племенами — четвероногими. В приречной тайге стали плодиться огромные лоси и стройные олени. Ольховник и топольник наполнились зайцами. Тальники закипели куропатками. Взад и вперед, по течению и против течения в обеих реках заходили стада лососей: речных, и озерных, и морских, ходовых и жиловых.

Деревья, которые никто не рубил, тоже разрастались и крепли. Попадались тополи с двуобхватным стволом и еле намеченным дуплом, которое как бы указывало, откуда именно надо начинать выжигание лодки. Три века назад казачьи завоеватели выжигали из такого огромного тополя целые днища для своего неуклюжего судна, которое называлось коч, или коча. На тополевых кочах, сшитых тальничным корнем по просверленным дырам, с огромными гребями, с неуклюжим тяжелым кормилом, казаки упрямо шли вперед на завоевание новых земель.

Но теперь некому было построить и кочу. Одиночные жители ездили на утлых челноках, сшитых из трех досок, выстроганных топором до тонкости картона. Даже простые весельные лодки были далеко не у всех.

В этой обширной стране, одичавшей и словно отступившей назад на тысячу лет, поселились коркодымские одуны.

Но жизнь их устроилась совсем по-иному, чем на старом пепелище. Она началась по указке, по плану и шла, развиваясь, вперед.

Одуны привезли с собой все необходимое для стройки и для жизни. Для стройки — стальные топоры и железные гвозди, поперечные пилы и даже большую продольную пилу, которую никак не могли они направить и пустить в ход. Но русские плотники, присланные для этой цели с коряцкой базы на реке Пенжине, быстро наладили дело и стали резать из огромных лиственничных бревен доски на обшивку для стен и укладку полов.

Вслед за ними ободрились и одуны и после нескольких малоудачных опытов стали в конце концов строить хорошие русские избы, и строили их как ни в чем не бывало, как будто никогда и не жили в убогих шалашах, кое-как слаженных из тонких жердей и засыпанных землею.

Пищи хватало. Охота за непуганым зверем, успевшим отвыкнуть за минувшие полвека от близости охотника, давала обильную добычу. Ивовые верши и тонкие волосяные сети вылавливали рыбу. Помимо того, в крепком амбаре, устроенном для кооперации, было немало тяжелых мешков с пахучей ржаною мукою, бочек с маслом и ящиков с сахаром. Здесь была твердая экономическая база, созданная для одунов, которая должна была в ближайшее время превратиться в Культурную Базу, культурный городок, столицу одунского района.

Во избежание недоразумений вся обширная Амойская страна была объявлена заказником, запретным для входа и въезда других промышленников, все равно, русских или туземных, но не родственных оду нам.