Один из профессоров секретного гиммлеровского «Института чистоты расы» даже воскликнул: «Вряд ли в Германии отыщется еще один род с таким шлейфом документального подтверждения арийской чистоты этнической и аристократической родословной, как у графа Устке! И вряд ли найдется такой офицер гестапо, который, взглянув на лицо чистокровного арийца Устке, поверит хотя бы одной записи в этой родословной. Ибо это лицо местечкового еврея со всеми признаками физического и интеллектуального вырождения».
На вопрос: «Почему так произошло?», конечно, не смог бы ответить теперь даже Господь Бог. Но это было настолько очевидным, что любой гестаповец, любой офицер СС, с которым графу Устке приходилось сталкиваться на улице или в пивной Берлина, инстинктивно хватался за кобуру пистолета. Его столько раз задерживало гестапо и ему столько раз приходилось доказывать свою принадлежность к одному из аристократических арийских родов, чей далекий предок еще в 1495 году был возведен даже в княжеское достоинство Римской империи германской нации, что теперь у него выработался рефлекс ужаса при виде всякого «свежего» черного мундира. Вдруг и он начнет срывать с себя кобуру?!
Фон Риттер знал об этих страхах Устке не понаслышке. Однажды тот сам признался ему в этой гестапофобии и сам же объяснил ее происхождение. Причем сделал это сразу же, как только фон Риттер сменил на посту коменданта штандартенфюрера Овербека. Рассказал все как есть, показал документ, выданный «Институтом чистоты расы», и нотариально заверенную копию фамильной родословной. Это стало упреждающим ударом. Ему невыносимо было думать, что «свежий черный мундир» теперь будет восседать в кабинете коменданта и проницательно всматриваться в черты его лица всякий раз, когда начальник «Лаборатории призраков» предстанет пред его очами.
– Понимаю, теперь, когда штандартенфюрер оказался не у дел, защитника вы ищете в лице своего нового начальника.
Вместо того, чтобы сразу же подтвердить эту банальную догадку, граф Устке – сын графа, внук маркграфа и правнук штадтграфа[34]
– с дрожью в коленках присматривался к откровенно монголоидному лицу барона фон Риттера. И только когда тот понял, что именно так заинтересовало начальника «Лаборатории призраков» и завсегдатая подвалов гестапо, Устке наконец изрек фразу, которая навсегда установила барьер между ним и комендантом.– Насколько я понимаю, теперь уже не только как у начальника. Поскольку вы, барон, с вашей… гм-гм – нерешительно пожевал он губами, – неординарной для Германии внешностью, как никто другой, должны понимать меня.
Реакция оказалась вполне предсказуемой.
– А не пошли бы вы отсюда, господин граф?! – Но, поскольку Устке замешкался, фон Риттер взревел, как разбуженный посреди январской стужи медведь. – Я сказал тебе: «Пшел вон!». И никогда впредь не вздумай титуловать себя графом, – прорычал бригаденфюрер, уже когда Устке оказался за порогом.
– Именно таким образом всякий раз избавлялись от меня высшие чины гестапо, как только открывали для себя, что человек с лицом вырождающегося местечкового еврея на самом деле оказывается единственным по-настоящему чистым арийцем во всем рейхе. «Допотопно чистым» – как выразился один из гестаповских чинов.
– И все же вы не достойны титула своих благородных предков, – немного успокоившись, но все еще довольно агрессивно изрек комендант «СС-Франконии». Очень уж задел бригаденфюрера намек Устке на его, барона фон Риттера, близость с монголоидами. – Потому что у тебя не было и быть не могло благородных предков! Никогда! Ибо такова воля Германии!
Правда, до сих пор для Устке остается загадкой, почему никогда больше комендант к этому разговору не возвращался, и вообще вел себя так, словно ничего особенного в тот день не произошло.
25
Фон Риттер решительно прошелся по кабинету. Это была походка полководца, который, выстроив своих генералов, вот-вот должен был отдать приказ о начале общего наступления на позиции врага.
Не удивительно, что «генералы» напряженно следили за каждым шагом, каждым движением этого коренастого, немыслимо широкоплечего человека, с ярко выраженными азиатскими чертами смугловатого лица, в которых действительно слишком уж вызывающе просматривалась убийственная для арийской чистоты великоханская наследственность. И необъятной величины шлемоподобная голова – рано облысевшая, а потому на затылке и висках всегда старательно выбритая – лишь возводила это сходство барона с его монгольскими предками в генезисный абсолют.
– Да, у нас появились специалисты, способные создавать этих самых недочеловеков! И что?! – уже не в состоянии сдерживать свою ярость, прокричал фон Риттер и, отчаянно рванув кобуру, выхватил пистолет. – Вас спрашивают, идиоты!
– У нас теперь есть несколько д-десятков п-первых з-зомби, – отстучал зубами Устке, явственно ощущая космический холод пистолетного дула у себя на переносице.