Воскресший гарнизон

По слухам, дошедшим до берлинской полиции, Фридрих не хотел предаваться чернокнижию, а поступил в университет и, получив диплом хирурга, занялся было медицинской практикой. Однако нашлись люди, которые такой отход от родовой традиции не одобряли. Решительно не одобряли. Вот тогда и состоялся на одном из островков Восточно-Фризского архипелага тайный совет колдунов, ведьм и прочей нечисти, который приговорил Крайза к ритуальному сожжению на кресте как сатаниста-отступника.

Несколько дней спустя агенты этого Ордена сатанистов выследили скрывавшегося Фридриха в одном из фризских поселков, похитили его и тайно увезли на малозаселенный островок, который издревле почитался их предками-коллегами как место шабашей. Там новоявленные инквизиторы привязали Крайза к кресту и уложили – лицом вниз – на костер.

От гибели его совершенно случайно спасли моряки пограничного катера, которые высадились неподалеку.

Почему они оказались там – неясно. То ли пограничники поначалу приняли странную группу людей на пустынном вечернем берегу за контрабандистов, то ли заподозрили что-то неладное, поскольку знали о мрачной славе этого клочка суши. Можно было предположить и так, что, дескать, катер пограничников направили к островку некие высшие силы, однако снисходить до этого фон Риттеру не хотелось.

…В реальности же Крайза спасло то, что, услышав его крики, пограничники выстрелами распугали разводивших костер колдунов, а сам казненный свалился вместе с крестом с вершины бурно разгоревшегося костра. Поэтому пострадали в основном нижняя часть его лица и часть груди.

– Так это вас следует считать истинным творцом, или, по крайней мере, крестным отцом «Вервольфа» и нескольких других ставок фюрера?! Да или нет? Вы это пытаетесь утверждать, унтерштурмфюрер?

– Я всегда утверждаю только то, что хочу утверждать, – пробубнил Крайз.

– Но почему именно вы? – вдруг притишил голос барон.

– До меня подобные места пыталась определить небольшая группа докторов наук, прорицателей из «Аненербе». Однако у них что-то не получалось, – спокойно, безинтонационно как-то объяснил Фризское Чудовище, – и тогда нашелся человек, который посоветовал фюреру обратиться ко мне. Кроме всего прочего, я должен был оценить на пригодность и те места, которые были избраны до меня.

– А вам не грустно от того, что Германия так никогда и не узнает о вашей роли и в этом выборе, и в сотворении самого «Вервольфа»? Что об этом не узнает мир.

– Весь порожденный человечеством мир – процедил Фризское Чудовище, – это всего лишь мир непогребенного природой скотомогильника.

– Смелое предположение, унтерштурмфюрер. Вот только ничего в этом «скотомогильнике» не объясняющее.

– Истинными творцами «Вервольфа» являются те, кто является истинными владетелями нашей планеты, – словно бы решил оправдаться Крайз.

– То есть фюрер и СС… – бездумно, как школьник – зазубренный урок, проговорил разочарованный комендант «Регенвурмлагеря». – Ибо такова воля Германии!

– Что вы, барон! – покачал головой Фризское Чудовище. – Никакого отношения к фюреру это не имеет.

– В таком случае, яснее, яснее, Крайз! История во все времена требовала от воинов мужества и ясности. Почему вы отказываете себе в этих достоинствах даже в разговоре со мной?

– Потому что мы с вами – в мундиры, во власть и амбиции облаченные – всего лишь юродивые на паперти величественного, не нами возведенного и не нами освященного храма, Землей в греховном простолюдии именуемого.

– Вот как?! – решительно, словно бы подражая дуче Муссолини, поджал нижнюю губу барон фон Риттер. – «Юродивые на паперти», говорите?!

– Именно так.

Определение барону решительно не нравилось, уже хотя бы потому, что претило его взглядам на свою собственную роль в обществе, как, впрочем, и его родовым аристократическим амбициям.

– Всего лишь юродивые на паперти – и не более того! Истинные святители и настоятели его являются пока еще в нашем понимании только «посвященными». И живут эти «посвященные» рядом с нами всего лишь мудрыми, но совершенно беспомощными, мало на что влияющими «учителями» или «великими слепыми», надеющимися когда-то богоизбранно прозреть и по-настоящему овладеть миром.

– Но пока что миром воинственно и беспощадно овладевает только одна сила и силой этой являемся мы, германо-арийцы.

– Во всяком случае, до недавнего времени всем нам, арийцам, хотелось верить в это, – заметил Крайз.

24

…Однако все это уже было в прошлом. А сейчас, вызвав к себе, после телефонного разговора с Брандтом, унтерштурмфюрера Крайза, адъютанта Удо Вольраба и еще нескольких офицеров, фон Риттер с минуту прохаживался перед ними с такой отрешенностью, словно решался: объявлять или не объявлять им приговор.

– …Ибо такова воля Германии, – изрек он наконец, обращаясь к изумленно глядящим на него офицерам, совершенно упустив из виду тот факт, что ни одна из предшествовавших этому восклицанию мыслей так и не была высказана вслух.

Впрочем, так случалось не впервые, и к подобному способу общения офицеры с трудом, но все же начинали понемногу привыкать.