Восьмая Марта

С того памятного вечера Синеглазку я больше не видел. Тимон, чтоб его, выполнил своё обещание и спрятал от меня девчонку на все выходные. Куда? Да какая разница, если уже завтра ей в универ, а значит, вылазка подходит к концу. И теперь вразрез со всем трудовым народом я с нетерпением жду понедельника.

– Максимка, отлипни, наконец, от окна, а то ты эту несчастную помидорку в томатный соус уже превратил, – усмехается Геныч. – Щас ещё Жека с подзорной трубой подгребёт, и вы уже вместе присядете, как две кумушки, и будете таращиться – он вверх, на соседнюю крышу, а ты вниз. Что ты её караулишь у подъезда, когда можно выйти на балкон и глянуть, не горит ли свет в соседней хате?

От неожиданного разоблачения у меня даже кровь прилила к лицу. Кажется, в последний раз я краснел, когда воспитательница в детском саду застукала нас в туалете со спущенными штанами. Тогда я пытался доказать пацанам, на сколько миллиметров они не дотягивают до права дружить с Анечкой Соколовой.

– Слышь, кухмейстер, обрати лучше своё всевидящее око на курицу, а то что-то горелым попахивает, – недовольно ворчу на дотошного Геныча.

– Вот не надо грязи, сынок. У тебя ещё рёбра не зажили, чтоб отцу Геннадию указывать.

Чёрт, он мне Тимохин хук, похоже, никогда не забудет.

– Геныч, скажи честно, если бы у тебя была сестра и она бы мне нравилась, ты был бы против, чтобы мы…

– Да типун тебе на язык, какая сестра? Боюсь, если бы несчастная крошка была похожа на меня, то из мужиков её любил бы только я. Так что помолимся, брат, за то, что у меня нет любимой сестры.

Звонок в дверь заставил нас обоих посмотреть на часы.

– Жека на вертолёте, что ли, добирался? Похоже, Геныч, всем не терпится вгрызться в твой куриный шедевр.

– Ну, пусть пока остужает лопасти и телескоп настраивает, – Геныч направился в прихожую встречать друга, а я снова уставился в окно.

Женькиной машины около дома не наблюдается, и внутри трепыхнулась надежда – Синеглазка? Ну, а кого мне ещё ждать?

– О-о, пришла срамота – отворяй ворота! – громко прокомментировал Геныч, и в кухню вплыла… Твою ж мать! Ирка!

– Я не понял, а ты что тут делаешь? – я даже не пытаюсь скрыть неприязнь.

Почему я раньше заводился от одного её взгляда, от каждого жеста, от запаха? Что в ней? Я внимательно сканирую худую высокую блондинку, и моему взгляду не хочется задержаться – не моё. А от приторно-сладкого парфюма возникает желание зажать себе нос. Подумать только, а ведь я всё это любил…

Ощущение такое, словно всё это было не со мной – дурацкие восьмёрки, глупые сообщения, ревность…

– Я соскучилась, Макс, – томно выдыхает Ирка, а её длинные тонкие пальцы беспокойно теребят шарфик.

Она очень старается выглядеть милой, но теперь я знаю, что у этого слова совершенно иное, неведомое Ирке, значение и её уловки меня уже не вставляют.

– То чувство, когда ждёшь Деда Мороза с мешком подарков, а приходит пьяный батя с привязанной к шее бородой и без мешка… Да, Макс? – очень точно подмечает Геныч. Он стоит у Ирки за спиной и корчит рожи.

Даже не удостоив его взглядом, Ирка презрительно фыркает и небрежно бросает через плечо:

– Было бы странно не встретить здесь тебя, Гена, ведь ты в каждой бочке затычка.

– А вот это поклёп! – возмущается Геныч. – Ты мою затычку к своей бочке-то не примеряй, она у меня разборчивая. А тебе уже пора, а то ты слишком тут загостилась. И, кстати, ключи от этой хаты можешь себе на память оставить, замок я сменил месяц назад.

– Я не к тебе, чудовище, – зашипела на него Ирка, неумолимо наступая на меня. – Макс, неужели мы даже дома не можем поговорить без этой жуткой образины?

Я прекрасно знаю, что Генычу не впервой слышать оскорбления в свой адрес. К женщинам он лоялен и снисходителен. А поскольку мой друг не слишком разборчив в связях, то подобными эпитетами его регулярно потчуют недооцененные им барышни.

Но ещё я знаю, что не настолько он толстокожий, чтобы вся эта грязь безболезненно стекала по его мужественной физиономии. И не слишком весёлая улыбка – лишь подтверждение этому.

– Ирка, ты припёрлась ко мне домой, хотя тебя не звали и не ждали, – я стараюсь говорить спокойно. – И несмотря на то, что мне хочется придать тебе ускорение, я всё же прошу тебя уйти самостоятельно и по-хорошему. И, кстати, благодаря твоим экспериментам с собственной внешностью, Геныч рядом с тобой красавчик. Так что не стоит нарываться на грубость и ждать, когда тебя выбросят. Свали сама.

– Какой же ты стал урод! – её голос дрогнул, и я почти пожалел о сказанном, но счастливое лицо Геныча стоит того, чтобы признать себя не джентльменом.

– Тебя проводить? – нетерпеливо спросил я, игнорируя оскорбление.

– Да вы все здесь конченые уроды! – заверещала Ирка и ломанулась к выходу, где столкнулась с только что вошедшим Женьком.

– Я запахан уже в лифте учуял, жрать хочу, – начал было Жека, но взглянув на Ирку, разулыбался: – Пацаны, а это что за трансвестит у вас тут?

– Козлы! – всхлипнула Ирка, выбегая из квартиры.

– Что посерешь – то и пожрёшь, моя лапушка! – ласково напутствует ей вслед Геныч.

Три идиота!