Восьмая нога бога

Но вблизи тишина в рощице изменилась. Теперь это было сосредоточенное молчание существа, занятого делом. Вдруг раздался едва слышный шорох, точно кто-то, стоя на усыпанной опавшими листьями земле, переминался с ноги на ногу. И снова тот же еле уловимый протяжный стон.

Вот когда волосы у меня на голове по-настоящему встали дыбом: я узнала человеческий голос, он шел из полуоткрытого окаменевшего рта, безгубой щели, едва слышный, как бывает, когда неподвижные легкие не могут набрать достаточно воздуха, чтобы выдавить слово. Все это я скорее почувствовала кожей, чем поняла разумом, и когда из-за лиственного полога вырвалось еще какое-то излучение, я в паническом страхе пыталась на ощупь понять его смысл.

Это новое излучение, точнее испарение, невозможно описать: над стонущим человеком точно вздымались клубы призрачного пара, и я почувствовала, как у меня щиплет и колет все тело. Больше всего это походило на прикосновение, чем на звук, и все же я с удивлением поймала себя на том, что прислушиваюсь. Казалось, испарения поднимаются и растекаются куда им вздумается, как дым от костра, но в то же время меня не оставляло ощущение, что этот невидимый поток стремится проникнуть прямо в мое сознание.

И тут я начала понимать. Это была речь, адская, нечеловеческая речь, состоящая из одних только мысленных импульсов, проникающих по ниточкам нервов прямо в спинной мозг, а оттуда по позвоночнику внутрь черепной коробки, неспешное бормотание Охотника, который уютно устроился закусить своей беспомощной, еще не впавшей в беспамятство жертвой:

– …Что, странно? Хочешь пошевелиться, а руки-ноги не слушаются? За это забавное недоумение мы вас и любим: скучно есть безмозглую добычу… Ну вот, теперь я пообедаю… начну с ног… здесь, и здесь… Я ввожу растворяющую жидкость, от нее твои внутренности размягчатся, и я их выпью… мммм, великолепно, что может быть лучше первого глотка свежего мясистого супчика!.. Не торопясь, со смаком, нам ведь некуда спешить, правда?.. Ты еще долго будешь со мной, пока я не доберусь до твоего сердца и легких…

В глазах Оломбо я, как в зеркале, увидела отражение своего ужаса, и Ниффт, судя по его лицу, тоже все понял. Никогда еще не приходилось мне делать над собой такое усилие, как в тот раз, когда я подала своим людям сигнал к отступлению и первая показала пример. Бантрилу и Шинну хватило взглядов, которыми мы обменялись, и моих осторожных движений. Не прошло и минуты, а колеса нашей повозки уже пожирали дорогу.

В три раза быстрее прежнего спустились мы в долину, не нарушая, однако, порядка. С выражением серьезности и достоинства на лицах пронеслись через лес, шаг в шаг промаршировали по мосту через реку. Но на самом деле это было беспорядочное бегство, вызванное паническим страхом отступление. Мы повстречали своего первого бога. Раньше нам казалось, что мы вполне готовы к этому событию, но оно застало нас врасплох. А самое главное – нам было стыдно. Мы испытали мучительное унижение, оставляя еще живого человека на верную смерть в челюстях иноземной пакости! Покинув этого несчастного, мы молчаливо подтвердили право чудовища пожирать людей и от этого чувствовали себя особенно гнусно. Договор стал истинным проклятием каждого из нас.

Когда мы добрались до следующего перевала, до захода солнца оставалось не больше часа. Ветер ерошил траву на макушках холмов, и я испытала несказанное облегчение от того, что мир кишащих пауками зарослей остался далеко внизу. Новая долина лежала впереди, но нам предстояло некоторое время идти вдоль хребта и заночевать в деревне, которая как раз показалась прямо по курсу. Хагия – зеленая и прекрасная страна. Выгоревшие на солнце травы высокогорья льнули к земле, точно кошачья шерсть под языком ветра. Долина под нами была как огромный изумрудный кубок, до половины заполненный тьмой, а на противоположном, светлом его краю кукольные домики под остроконечными крышами и еще какие-то величественные каменные здания нежились в золоте уходящего дня.

Пока я любовалась видом, у меня за спиной подал голос жизнерадостный Ниффт:

– Слушай-ка, Оломбо, вон те купола и шпили за крепостными стенами, прямо над тенью, видишь, – уж не одна ли из тех монастий, которыми славится эта земля? Мне доводилось слышать, что они, кроме всего прочего, еще и прекрасные образцы местной архитектуры.

Оломбо, бесхитростный, как и всегда, с приятелем, которого он уважал за умение и сноровку, подтвердил, что, по его мнению, кукольные домики далеко впереди и впрямь приводят на память описания прославленных денежных подвалов, которые ему доводилось слышать.