Восьмерка

Но лодку сразу повлекло куда-то к обрушившемуся с высокого берега дереву, пришлось хвататься-таки за весло.

Грести, конечно, не удавалось никак, Новиков только гонял лодку по кругу, едва не плача от стыда: все поглядывал, а не появился ли дед на берегу.

Через минуту Новиков сообразил, что веслом хоть и нельзя грести, зато можно толкаться им от дна. Дно было неглубоко.

– Мужик! – громко сказал сам себе Новиков, улыбаясь во весь рот.

Все получалось коряво, зато лодка все-таки двигалась. Как он поплывет против течения назад, Новиков пока не думал.

«Может, спуститься на сто метров ниже деревни и там остаться?» – попытался себя развеселить Новиков, но высказанное им прозвучало чуть серьезнее, чем надо бы.

Где-то во дворе громко то ли бензопила заверещала, то ли дедов мотоцикл ожил, Новиков чертыхнулся и уронил весло.

– Эй! – позвал Новиков его.

Поначалу весло было близко, Новиков начал подгребать к нему руками, попытка едва не стала успешной... но тут из верхнего кармана куртки юркнул в воду мобильный, черт знает зачем взятый с собой. Некоторое время Новиков его видел, потом он резко ушел в темную воду.

Дальше река пошла вширь, течение подхватило лодку в одну сторону, весло заскользило куда-то вправо...

Новиков кинулся к рюкзаку, вздернул его на дыбы, полез зачем-то внутрь – ему казалось, что там может быть спасенье, – сразу схватился за топор, неловко попытался его извлечь наружу и распахал руку острием.

Попробовал, как дурак, то ли подцепить топором уплывающее весло, то ли подгрести к нему, используя топор вместо весла.

Все оказалось безуспешным.

Кровь сочилась и растворялась в воде.

Новиков от бессилия и обидной боли кинул топором в сторону весла. Едва не выпал сам, зато качнул лодку, и завалившийся рюкзак щедро высыпал все, что там хозяйской рукой Новикова было навалено сверху: тушенку, сгущенку, отцовский бинокль, сковородку с ложкой и эту, подстилку, чтоб не застудить придатки, – она единственная не утонула и поплыла куда-то вослед за веслом.

Поразмыслив, Новиков раскрыл рюкзак пошире и начал приносить жертву богам этой реки.

Посолил воду, посластил, насыпал чаю с макаронами, бережно запустил кастрюлю, но она отчего-то не поплыла, а сразу чавкнула водой и бочком пошла в гости к биноклю.

– Где тут моя персидская княжна прячется? – хрипло, вслух – чтоб не расплакаться, спрашивал Новиков, запуская руку в рюкзак поглубже. – Княжну тоже надо утопить.

Княжны не было.

Нашел в кармане куртки какие-то клочки – оказалось материнское письмо. Вытряхнул и его. Клочки поплыли, набухая и тяжелея.

Новиков достал отцовский нож и некоторое время разглядывал свои вены на левой руке, одновременно слизывая кровь с правой.

– Все норовят в ванну залезть, а мы в реке сейчас вскроемся... – сказал Новиков ласково.

– Что, напугались? – спросил неизвестно кого, бесновато глядя по сторонам.

Повертел еще нож в руках и резко забросил его в воду.

Лег на дно лодки и поплыл.

Дед напоил Новикова самогоном.

Новиков наврал ему, что перевернулся и выплыл потом.

На самом деле лодка причалила сама, через несколько минут. Весло тоже прибило к берегу. Новиков притащил лодку обратно к деду, распевая по дороге: «А я еду... а я еду... за туманом...»

Очень надеялся, что дед не станет смеяться, но деду вообще было все равно.

– Деталь мою тоже утопил? – только спросил он, когда уже сидели за столом.

– Деталь? – Новиков начал шарить по карманам, и тут же, в джинсах, нашел.

– Дай-ка, – сказал дед. – Я сам отцу отдам. Он же ж приедет в сентябре?

Новиков кивнул и еще выпил рюмку.

– Щуку, что ль, поймал за хвост? – спросил дед, кивая на кровоточащую руку Новикова.

Новиков снова кивнул и снова налил.

К ночи был совсем хорош.

Откуда-то заявился котенок, вспрыгнул сначала на колени к Новикову, потом перебрался на стол, ходил там между ложек и тарелок. Принюхался к рюмке и дернулся маленькой своей башкой, словно там обнаружился пылающий уголь.

– Мир разваливается на куски, дед, – сказал Новиков громко, но деда нигде не было, он куда-то исчез.

Новиков поискал собеседника и повторил:

– Мир разваливается на куски, кот.

Котенок полез в сковородку и, выхватив кусок картошки, начал есть ее прямо на столе, иногда, не без наглецы в глазах, озираясь.

– Вкусно жить, котейка? – спросил Новиков. – А знаешь, как больно, когда бутылкой по лицу? – тут он взял пустую пластиковую бутылку из-под несусветного какого-то лимонада со стола и начал размахивать ей по-над кошачьей головой. Котенок присел, но скорей от удивления, нежели от страха.

– А может, это я, человека убил, котейка? – заглядывая под стол, допрашивал все-таки сбежавшее животное Новиков. – За что это все мне – должно ведь быть какое-то объяснение? Может, это действительно я? Потому что если это я убил – тогда мне будет легче жить! Гораздо легче, чем сейчас!

– Ты с кем тут? – спросил дедок, заходя.

Новиков оглянулся и только здесь вспомнил, как наврал деду о том, что перевернул лодку, – а сам-то пришел сухой. И стало так противно от самого себя.

– Я уже сплю, дед, – ответил он.