Восьмое делопроизводство

— Пусть спит, ему жена скалкой по голове настучала.

Филиппов проводил уходящего тревожным взглядом. Но уже если кому и брать богатыря-убийцу, то именно Лыкову. Уж он-то разберется.

Алексей Николаевич подоспел вовремя. В Таировом переулке всего три дома. Возле бывшего владения Дероберти стояло щегольское парное ландо работы знаменитой фирмы «Палечек». Надзиратель Кренев держал лошадей в поводу, а Жалик убеждал извозчика поехать в полицию по-хорошему.

Детина огромного роста смотрел на агента сверху вниз и снисходительно бурчал:

— Эх, людишки…

Лыков был в дурном настроении, очень хотел спать и не стал церемониться. Он решительным шагом приблизился к Зверяке и приказал:

— Выверни карманы.

— Чего? Ах вона как?

Двумя пальцами гигант оттолкнул Жалика так, что тот покатился по мостовой. И навалился на статского советника. Тот был много ниже ростом, поэтому выбрал уперкут. Раз! Голова есаула дернулась, ноги выехали вбок, и он рухнул, где стоял.

— Вяжите его, Сергей Николаевич, — приказал делопроизводитель Креневу. — А я пока обыщу ландо.

Через минуту надзиратель окликнул Лыкова:

— У меня готово, а у вас?

Статский советник не ответил. Кренев перехватил его остекленевший взгляд и полез в экипаж:

— Что там?

На сиденье виднелись пятна крови. Надзиратель помусолил палец и потер кожу.

— Свежие. Он кого-то убил этой ночью.

Глава 10 Зверяка

Допросы арестованных шли беспрерывно. Сыщиков больше всего интересовало, кто палач. На «Гамме» семь жертв: четыре сторожа, ювелир с приказчиком и случайно зашедший офицер. Арестованные отвечали, словно заранее сговорились. Всеми казнями ведал Зверяка. Он явно был садистом и получал от убийств удовольствие.

Расклад получался непривычным. Есаул — второе лицо в банде, над ним стоит атаман. Это как ротный командир и фельдфебель. Нижний чин, конечно, имеет власть, но несоизмеримую с офицером. В «Гамме» есаула боялся даже атаман. Земиров сам признался:

— Я, когда видел его в деле, ежился. Конечно, мы убиваем. В крайней необходимости. Но этот аж трясется. Жуть!

Услышав это, сыскные начали бить мокрушника смертным боем. Филиппов, никогда прежде не допускавший в своем отделении такого, на этот раз устранился. Зверяку лупили десять часов без передышки, но он не сказал ни слова. Тогда к нему пришел Лыков.

Алексей Николаевич встречал прежде таких упрямых людей. К ним нужен другой подход. Поэтому первое, что он сделал, это снял с арестованного наручники. Тот потер занемевшие пальцы и хмуро уставился на нового мучителя. Но быстро узнал его:

— А… Ловко вы меня. Одним ударом! И плечи вон какие… я тогда не разглядел…

— Что ты хочешь?

— Чаю с пряниками. Водку. И бабу. Чай штоб был вкусный.

— И тогда признаешься?

Негодяй посмотрел на сыщика тяжелым волчьим взглядом и ответил:

— Я загубил восемнадцать душ.

— Это с хорунжим?

— С каким еще хорунжим? А, с тем… Нет, тамошних я не считаю, которых с хеврой.

— Кого же ты имел в виду?

Зверяка приосанился:

— Других. Я извозом занимался. Посадишь иного, а потом ему чапельник[51] на бок.

— Восемнадцать человек? — не поверил сыщик. — Но в Петербурге нет столько нераскрытых убийств!

— Так я их в землю закапывал. За городом. Могу места указать.

Вот это новость… Пропавших без вести в столице всегда было много, иной год доходило до сотни. Полиция не числила их в качестве жертв преступлений. И без того статистика хуже некуда. Нет тела, нет и дела… Хотя все понимали, что некоторые из бесследно сгинувших убиты. И вот теперь этот нелюдь готов сознаться в восемнадцати смертях.

— Сколько же времени это длилось?

— Полтора, что ли, года… Так договорились или нет? Опрежь чаю с водкой дайте. И бабу.

Лыков пошел к начальнику СПСП и ошарашил его. Почти два десятка убийств! И все помимо статистики. Да за это с должности снимут. Однако потом Филиппов взял себя в руки. В первую очередь он был сыщик и лишь потом чиновник. Владимир Гаврилович попросил только об одном:

— Вы уж с ним сами. Я не могу. Задавить хочется своими руками, а он — чаю с пряниками.

Лыков видел на своем веку много зла и не то чтобы обвык, но уже ничему не удивлялся. Пусть Зверяка покажет свои жертвы, людей хотя бы похоронят по-человечески. Родные узнают правду, так всегда лучше, чем неизвестность. Если ради этого нужно ублажать убийцу, придется потерпеть…

Зверяку посадили в одиночную камеру временного содержания сыскной полиции. Алексей Николаевич принес в допросную закуску, полбутылки водки, чай, сахар, пряники и баранки. Смотритель завел проститутку, которую наняли сыскные. Есаула оставили с ней на час.

Все это время Лыков дежурил в коридоре. При огромной опытности в подобной ситуации сыщик оказался впервые. Проще было устраниться. Он поймал, дальше сами… Но куда девать необычное упрямство арестанта? Можно раскрыть сразу столько злодеяний. Если согласиться танцевать под его дудку. А что еще остается, чистоплюйство?

Через час статский советник зашел в комнату. Арестант сидел за столом и сыто рыгал… Отпустив шлюху, Алексей Николаевич приказал:

— Говори.