Восьмой ангел

А как же Светлая гостья? С этой белой цыпочкой вы удивительно гармонируете. У вас даже ауры надстраиваются дополняющими цветами.

Ты же сам советовал мне забить?

Errare diabolum quoque est[226]. Кажется, я был не прав...

Что-то я тебя не пойму! То ты советуешь любить и уважать, то плюнуть и забыть. Ты уж определись! А я свой выбор сделал, Демьян кинул желчный взгляд на Кристину, В пользу русалок. Хотя может и не правильный.

К беседующим подошел Его Святейшество. После краткого обмена любезностями он начал плести портал.

Пора нам пришла, девонька.

Да, Ваше Святейшество.

Ну что ж, подытожила Ада, Благодарим, милочка. Заглядывайте как-нибудь на обед.

Второй раз за вечер в Парадном зале Красного Дворца раззявил пасть Светлый портал.

Горюшко во душе поселилося, Кристина?

Нет… Да! Вы как всегда оказались правы, Ваше Святейшество, Кристина откинула со лба упрямую прядь и расправила плечи. Ткнули как котенка. В миску с правдой.

Како там?

Скисла правда.

Глядя вслед ангелессе, исчезающей в портале, Ганс задумчиво протянул:

Боюсь, Демьян, ты сделал неправильный выбор.

Домой

Боль накатывала каждые час-полтора и становилась все нестерпимее. Нужно выйти и позвать кого-нибудь.

Кого? Не способных сдержать скабрезную улыбку санитаров?

Зачем? Стать новым объектом изучения и насмешек? Она никуда не пойдет, и никого звать не будет. Все закончится здесь – умрет она, погибнет и ребенок. Чудо, эксперимент, как только их не называли. Про любовь забыли. Правы были земные книжки – любовь всегда заканчивается болью. Невыносимой. Обреченной. Беспощадной.

Но Кристина сильная, она выдержит. Нет такой боли, которую не может принять ангел.

Прости, крошка! Прости меня, грешницу. Я потерплю и за тебя.

Приступ схватки постепенно сошел на нет. До нового витка.

Благодать. Можно ненадолго прикрыть глаза. Забыться…

Кристина очнулась от настойчивых пинков изнутри.

В голове раздался нежный звон крошечных колокольчиков:

Мама, нам нужно домой!

Мама? Ну да, мама. Господи Всеединый, за девять месяцев Кристина так и не привыкла к своему интересному как ерничали ее знакомые, положению. И что интересного они нашли в неуклюжей фигуре, неповоротливом теле и ужасном самочувствии?

Но кто со мной говорит? Враг или друг? Ха-ха, в ее ситуации последних не наблюдается. Разлетелись, словно помелом демоны поработали.

Ангелесса ласково погладила живот.

Тихо, солнышко! Всё будет хорошо. Скоро всё кончится. Всё-всё.

Новая волна боли отключила на секунду сознание. В полуобморочном состоянии Кристина не могла сопротивляться чьей-то силе. В забытьи она пыталась нащупать сознание того, кто вторгается в ее боль.

Патриарх, что вы делаете?

Тишина. Нет, это не он.

Силовые потоки закручиваются в вихрь.

Демьян, это ты?

Вспомнила. Нашла кого. Кто-то, а он точно не придет. Помогать и сочувствовать – это не в традициях уроженцев Андеграунда. Отказался же от нее. Открестился, дух некрещёный.

Что-то подняло ее сознание и закружило в вихре портала. Кто? Как? Куда?

Кто это сделал? Как? Куда я лечу? Куда мы летим?

* * *

На лунную поляну перед голым утесом вышел кряжистый старик. Чудит ныне Природа-матушка – Землю балует. Снегопад усиливается, не успевает земля растопить падающих небесных пчел. Белый полог все увереннее покрывает лес. Для крымской природы это прямо новогоднее чудо какое-то.

Вместе с этим Новым годом Швидкой встречал свое 75-летие. Эка как его судьба сберегла – большую жизнь прожил. Наверное, горы подсобили. Да мамка, верующая батрачка, вымолила. Сам он, конечно, в храм ходил – благо это сейчас не преследуется, но больше, чтоб жинке угодить – чего с ней спорить с бабой упрямой.

Хотя пнем безыдейным лесник Ялтинского заповедника Иван Швидкой тоже не был. Только вера у него была своя, особая. В мощь природы – горы-исполины, волны-скалорезы, ветер-тучегон. Не раз наблюдал в своих угодьях Иван силу природную немереную, стихийную, как впрочем, и мудрость ее благодатную, благородную.

Внезапно наверху будто блеклая звездочка блеснула всполохом и сорвалась. Небо прорезала яркая дуга ее короткого пути на Землю. Звезда, видать, упала. Да так близко, за ущельем к водопаду Учан-Су, метров сто-двести не боле.

Старый Иван был, куда ему в сказки верить, но уж больно волшебной ночь казалась. Ноги сами понесли его за ущелье. Туда, где мерцал неясный свет – то ли Учан-Су лунным мороком поблескивал, то ли…

Кристина медленно приходила в себя после перехода. Лес. Холодная земля. Жухлая листва. И снег. Как здорово! Белые мягкие пушинки. Милые, прохладные. Возьмите мою боль. Заберите ее. Я ведь уже иду к вам. Я скоро стану частью вас. Я буду падать и таять как вы. Вечно…

Что-то не дает ей уйти. Что-то важное. И снова этот загадочный перезвон высоких ноток, словно из глубины себя: «Мама, мы дома!..».

На тропинке к водопаду Иван увидел лежащую фигуру. Подошел ближе. Да это девушка! Это она светилась – ее длинное белоснежное платье флюоресцировало в лунном свете. Ангел, как есть ангел.

Девушка застонала и схватилась за живот. Да она беременна! Нет, хуже. Она рожает!